всегда так сердечно расположенных к русским, как то видится авторам иных умилительных зарисовок на тему «ну-ка, детки, встаньте в круг, встаньте в круг…» Достаточно ознакомиться хотя бы с некоторыми высказываниями лидера ООД «ТТМ» (Общероссийского общественного движения «Таджикские трудовые мигранты») Каромата Шарипова, да и с его биографией тоже, чтобы убедиться в этом. А также отчасти заглянуть за кулисы, туда, где работают механизмы современной миграционной политики российского правительства, несущего львиную долю ответственности за создавшуюся напряжённость.
Обыгрывать эту больную тему для подкрепления чьих-то имперских фантазий, по моему глубокому убеждению, безнравственно. Не говоря уже о том, что это нисколько не проясняет причин катастрофы 8 декабря 1991 года — напротив, скорее уводит от них, вновь выдвигая на первый план тезис о каком-то особом ущемлении среднеазиатских республик, будто бы противившихся ликвидации СССР. Однако тезис этот рушится при первом же соприкосновении с достоверной хроникой событий.
«Уже 13 декабря, — напоминает в своей очень содержательной статье „Евразийский союз и Евразийское лукавство“ зксперт Российского института стратегических исследований Аждар Куртов, — главы пяти центральноазиатских республик на встрече в Ашхабаде приняли заявление, в котором в мягкой форме высказали свою позицию относительно произошедшего в белорусских Вискулях. В данном документе не было неприятия самого факта денонсации Союзного договора 1922 года и создания СНГ — наоборот, это было оценено положительно. Возражения среднеазиатских лидеров касались лишь того, что они не были участниками данного процесса. Поэтому они настаивали на праве всех республик бывшего СССР принимать участие в процессе обсуждения и выработки документов СНГ, а также на признании их в качестве учредителей этой организации».
Что и произошло на совещании в Алма-Ате 21 декабря 1991 года, когда 11 из 15 бывших союзных республик заявили о том, что «на равноправных началах» образуют Содружество Независимых Государств. Никаких оснований говорить о насильственном сбросе «южного подбрюшья» документ этот, как видим, не даёт. Не даёт их и принятая в тот же день, 21 декабря 1991 года, «Декларация», практически подтверждавшая то, что уже было сказано «беловежской тройкой». «С образованием Содружества Независимых Государств, — гласила она, — Союз Советских Социалистических Республик прекращает своё существование».
«То есть, — комментирует Куртов, — реально никто из собравшихся в Алма-Ате не возражал и не пытался остановить распад Союза ССР, все лишь стремились стать его участниками» («Независимая газета» 9 ноября 2011 года). Да и почему бы они стали возражать? Сегодня предпочитают не вспоминать об этом, но ведь практически все центральноазиатские республики, по мысли создателей странной теории — жертвы «русско-националистического заговора», свои Декларации о независимости, наряду с Молдавией-Молдовой, Арменией, Азербайджаном, Украиной и Белоруссией, приняли уже к осени 1991 года, сразу же после поражения ГКЧП. Надо думать, не найдя менее экстравагантного способа выразить свою, как нас уверяют, глубокую привязанность к влекомой на заклание державе. И, тем не менее, миф о некой ущемлённости этих республик, об их горячем стремлении сохранить Союз продолжает, как то и подобает мифу, жить своей собственной жизнью, приобретя статус самоочевидной, не требующей доказательств и подтверждений истины.
К моему удивлению, не привёл их даже такой серьёзный автор, как В. С. Овчинский, чьи работы всегда изобилуют ссылками на документы и хорошо проверенные факты. Однако, заканчивая свою в целом очень интересную статью «„Чёрный ящик“ войны с терроризмом» («Наш современник», № 11, 2010 г.), он просто выдвигает ряд ничем не подкреплённых тезисов. Декларативный характер которых особенно подчёркивается тем, что, будучи оглашены в финале, они не получили простора для развития. О чём остаётся сожалеть, потому что вопросов к ним возникает немало. Так, Овчинский пишет: «…Республики Средней Азии были оторваны от единой России, лишены единого экономического и культурного пространства, оставлены один на один с надвигающейся волной радикального ислама, стали вожделенными объектами экспансии и со стороны Запада и со стороны Китая…»
Но об «оторванности» и «оставленности» я уже говорила выше, как и о том, что реальный ход событий никак не подкрепляет эту картину особо горестной судьбы республик Средней Азии в момент распада СССР. Что же до судьбы последующей, то она, во всяком случае, была ничуть не менее горестной, нежели судьба миллионов людей, в мгновение ока лишившихся Отечества, тех, кому в Средней Азии, как и во многих других союзных республиках, предложили «убираться в свою Россию» — и это было ещё не самое худшее предложение. Тем не менее, автор «Чёрного ящика…», говоря об утрате Россией, вследствие «сброса „азиатских окраин“», «огромного ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА, способного укреплять военный и трудовой ресурс страны», имеет в виду лишь титульных граждан бывших союзных республик Средней Азии, теперь обречённых на участь «опасных „незаконных мигрантов“…», а так желавших остаться с Россией в общем культурном пространстве. Видимо, как раз с этой целью повсеместно закрывавших русские школы и выгонявших на дороги беженства в том числе и русских учителей.
Одним из следствий этого, естественно, оказалось почти полное незнание русского языка новым поколением, в основном и едущим на заработки в Россию. Что, между прочим, как отметил лидер ПИВТ (Партии исламского возрождения Таджикистана) М. Кабири, то есть человек, по определению выступающий не с позиций «русского национализма», позволяет руководству республики не только подпитывать бюджет их денежными переводами (а они, по оценке Кабири, в 1,5 раза превышают сам бюджет), но и сбрасывать социальный «пар». Ведь большая часть мигрантов — это люди в возрасте от 18 до 40 лет, для которых не создаются рабочие места внутри страны («Независимая газета», 15 ноября 2011 г.).
То, что такой сброс, соответственно, повышает напряжённость внутри самой России, судя по всему, российское руководство не слишком заботит. Зато теперь оно озабочено созданием системы обучения мигрантов русскому языку за счёт госбюджета, иными словами — за счёт налогоплательщиков, подавляющую часть которых составляют русские (80 % населения РФ). То есть, в конечном счёте, самим русским предлагается оплатить издержки столь странным образом выразившей себя в республиках Средней Азии тяги к русскому культурному пространству. И это при том, что в своё время средств не нашлось для сколько-нибудь достойного обустройства нетитульных беженцев из этих стран. Видимо, этот «человеческий потенциал» (пусть даже и без заглавных букв) для России интереса не представляет. Позабыл о нём и автор, а жаль.
Такие умолчания и неточности делают слишком одномерным контекст, в котором В. Овчинский выдвигает сам по себе абсолютно верный тезис об опасности оголения южных границ России. Конечно, кто же станет спорить с тем, что оголение любых границ опасно, но что иные из них порою могут приобретать особое значение. Можно согласиться и с тем, что ситуация, складывающаяся в Афганистане, делает вопрос о южном рубеже особенно острым. Но не будем забывать, однако, что оголялся он отнюдь не без усилий со стороны самих среднеазиатских лидеров. Разве не по требованию Таджикистана были выведены российские пограничники с этого самого опасного участка бывшей советско-афганской границы? И разве не Душанбе спорадически поднимает вопрос о выводе 201-й стрелковой дивизии либо, по крайней мере, о пересмотре (в сторону повышения арендной платы) условий её дислокации? Разве без согласия киргизской стороны появилась американская военная база в Манасе? Более того: сейчас поступает много информации об американских планах передачи, после вывода войск из Афганистана, избыточных вооружений (более современных, нежели те, которыми располагает сегодня сама Российская армии) странам Центральной, то есть бывшей Средней Азии. Равно как и об уже проявленной заинтересованности этих стран. Ведутся переговоры с Душанбе о возможности предоставления США авиабазы в Таджикистане и — самое главное — о создании здесь, как и в Узбекистане, учебных центров на долговременной основе, где войска будут осваивать передаваемые им новые вооружения.
Думаю, трудно спорить с тем, что в такой перспективе вопрос о безопасности южных рубежей может повернуться самым неожиданным образом, а решать его будет много сложнее, нежели видится сегодня сквозь призму мифа о злонамеренном сбросе среднеазиатских народов.
И всё-таки: как бы ни был важен южный рубеж, придавая ему гипертрофированное значение, нетрудно позабыть о других. И это бы ещё полбеды, если бы на других рубежах дела обстояли много лучше. К несчастью, это далеко не так.
Занятые преимущественно событиями на Кавказе и в Центральной (бывшей Средней) Азии,
