просто опять пьян. Не обращай внимания. Завтра он уже забудет, о чем просил». Так раскрылась тайна двора: король оказался не столько гол, сколько пьян. Неприглядное личное поведение Романова, дискредитировавшее его как коммуниста и руководителя, уживалось в нем с честолюбием и ненасытным желанием увековечить себя в истории. По его инициативе была начата «стройка века» — возведение дамбы для защиты Ленинграда от наводнений. Несмотря на возражения специалистов, игнорируя данные предпроектных исследований, Романов протолкнул через ЦК и Совмин проект строительства дамбы стоимостью свыше миллиарда рублей.
В 1980 году ко мне обратилась группа ученых с просьбой через возможности КГБ аннулировать решение высших инстанций. С цифрами в руках они доказывали, что перекрытие Финского залива превратит акваторию Невской губы в гниющее болото, насыщенное зловонными испарениями, Ленинград станет очагом инфекционных и канцерогенных заболеваний. По состоянию на 1976 год содержание ртути в Невской губе превышало допустимую концентрацию в 60 раз, нефтепродуктов — в 60-440 раз, солей тяжелых металлов — в 30-250 раз, фенолов — в 100–400 раз. С этими выкладками я пошел на доклад к Носыреву. Я не успел вытащить свои записки, как он, махнув рукой, прервал мой доклад: «Не лезь не в свое дело, Григорий Васильевич принял решение, и оно окончательно. Нечего слушать всяких крикунов».
Полнейшее отсутствие контроля как снизу, так и сверху порождало монументальную безответственность всего партийно-советского руководства города и области. Под стать Романову был и Лев Зайков, принимавший деятельное участие в подготовке проекта дамбы и неустанно аплодировавший «творческим инициативам» первого секретаря.
Романов потянул за собой в партийный аппарат старых дружков, помогавших ему пробиваться в люди. Среди них оказался бывший директор универмага Геннадий Букин, ставший со временем завотделом обкома и заместителем председателя горисполкома. Ленинградская милиция как-то пыталась подобраться к Букину, зная о его темных делишках. Даже «Правда» писала о нем как об укрывателе преступного элемента в ленинградской торговле, но всякий раз этому махровому хищнику, благодаря покровительству Романова — Зайкова, удавалось уйти от наказания. В Ленинграде шутили: Букин тратит ежегодно миллион на обеспечение собственной безопасности. Даже госбезопасности он не по зубам.
Другой «выпускник» романовско-зайковской «школы», заворготделом обкома Крихунов, пользуясь особым расположением Зайкова, за несколько лет сменил три квартиры, отремонтировав последнюю со сметной стоимостью около 20 тысяч рублей — по тогдашнему-то курсу! — за государственный счет. И это все делалось в городе, где миллионы людей все еще обитают в коммунальных квартирах, десятилетиями стоят в очереди на получение жилья.
Недаром говорят, что рыба гниет с головы. Громадный, с бесцветными навыкате глазами, Зайков отличался от своего патрона, пожалуй, только ростом. Сидя в президиумах, Романов подкладывал под себя подушку, чтобы не выглядеть карликом рядом с мэром города. Они по необходимости часто встречались в Смольном и потом, осоловелые, поздно вечером возвращались домой.
Зайков имел свои страстишки, одна из которых заключалась в отлавливании автомобилистов, превышавших скорость на дорогах. Однажды он чуть не загнал в кювет владельца «Москвича» за недозволенный акт обгона ленинградского начальства, приказал своему шоферу снять номера с машины незадачливого водителя и, торжествующе погрозив тому пальцем, предложил получить номера в милиции через месяц-два.
Как-то вечером я ехал с работы на дачу. Впереди со скоростью 70–80 километров в час шла старая «Чайка» с неизвестным мне номером. Моя машина спокойно обошла ее. Буквально через минуту с включенной сиреной «Чайка» на огромной скорости пронеслась мимо. Из окна ее, прикрытого черной занавеской, кто-то погрозил мне кулаком. Изумленный, я засмеялся и спросил своего шофера, кто это мог быть. Он пожал плечами: «Мало ли дураков на свете». В тот же вечер мне позвонил дежурный Управления КГБ и поинтересовался, ехал ли я в своей «Волге» по Приморскому шоссе два часа назад. Я в свою очередь спросил, в чем тут дело. «С вами хотел поговорить помощник председателя горисполкома», — сказал дежурный. «Дайте ему номер моего телефона, — предложил я. — Пусть позвонит». Звонка в тот вечер не последовало. Он прозвучал в полдень следующего дня. В трубке загремел бас Зайкова: «Вы вчера выполняли оперативное задание, обогнав мою машину на шоссе? Нет? А куда же вы гнали, разве не видели, что председатель едет? Не знали? Номера вам были незнакомы? Да, у меня есть и другие номера, но вы же видели, что идет «Чайка»? Не уважаете вы председателя, не уважаете. Ваш начальник такого себе бы не позволил. А вы вот из Москвы приехали, вам все можно… Нет, не уважаете вы меня… Нет». И Зайков бросил трубку, так и не дождавшись от меня извинений.
Через день Носырев созвал совещание руководящего состава. «Мне надоело выслушивать претензии со стороны обкома на обгоны их автомашин нашими начальниками. Я не буду называть имен. Они сами знают. Но отныне и впредь никому не дозволено обгонять автотранспорт, на котором следуют заведующие отделами, секретари и члены бюро обкома. Номера их машин вам известны. Виновные будут строго наказываться». С этими словами Носырев распустил собравшихся.
Чекисты шли и смеялись: нельзя подрывать ведущую и направляющую роль партии, надо следовать только по ее команде и сзади. Как выяснилось потом, аналогичную взбучку получили и работники исполкома, нарушавшие неписаное правило: партию не обгонять.
Сменив Романова на посту первого секретаря обкома, Зайков радостно приветствовал новое руководство Кремля в 1984 году. «Константин Устинович принял меня очень сердечно, — рассказывал Зайков участникам пленума обкома. — Он такой мудрый, такой понимающий человек. Он прекрасно знает проблемы нашего города. Я поднял вопрос о продолжении строительства дамбы, и он поддержал меня. Скоро выделят дополнительные ассигнования, и мы полным ходом развернем работы по перекрытию Финского залива. Это будет наша большая победа, товарищи».
Я слушал Зайкова, и на душе становилось еще тягостнее. Мы снова возвращались к старым добрым брежневским временам — победам, свершениям, грандиозным планам, великим начинаниям. Как все это было знакомо, мерзко знакомо! Хотелось выть от тоски, глядя на аплодирующих членов и кандидатов в члены обкома.
Когда я впервые принял участие в работе пленума в 1980 году, на меня, не искушенного в партийных процедурах, произвели приятное впечатление грамотные, гладкие выступления его участников, особенно из числа рабочих и крестьян. «Надо же, как вырос уровень политической культуры наших людей!» — подумал я и как-то поделился этой радостью с первым секретарем одного из райкомов. Тот снисходительно улыбнулся и посвятил меня в тайны партийной кухни: за месяц до пленума выбранный по подсказке райкома оратор приглашается к инструктору обкома, там ему готовят выступление с учетом местного материала, присланного райкомом. Затем будущий оратор возвращается домой с текстом, где проставлены ударения и интонации, пытается выучить его. За неделю до пленума его вновь приглашают в обком и проводят репетицию: оратор с трибуны перед пустым залом произносит речь, а инструктор поправляет его, шлифует произношение.
Я был поражен. Оказывается, я, как и сотни других людей, присутствовал на спектакле, поставленном опытными режиссерами, а не на рабочем совещании партийных представителей. Но неужели вся эта бутафория и есть наша партийная жизнь? Все вопросы и ответы заранее известны, резолюции и постановления заготовлены, а мы просто штампуем, как и депутаты областного и городского Советов, давно принятые решения. В кого же они нас превратили? Может быть, это только в Ленинграде так? Нет, едва ли! Ленинград — не худший город в стране. Значит, вся страна живет вот такими спектаклями, ожидая очередного Пленума ЦК, веря своим вождям, надеясь, что они на пленуме примут новые далеко идущие решения, способные облегчить жизнь людей, сделать ее более достойной! А сытые, довольные вожди и в ус не дуют, устраивают театрализованные игры на потеху аппаратчикам.
Что-то во мне перевертывалось. Вспомнилась книга Милована Джиласа «Новый класс», прочитанная много лет назад и отвергнутая как поклеп на социалистическую действительность. Я достал ее в спецбиблиотеке и перечитал заново. «Даже при коммунизме, — писал Джилас, — люди не перестают думать, просто потому, что не думать они не могут. Больше того: они думают не так, как им предписывают. Мышление их раздваивается: с одной стороны, их собственные мысли, а с другой — мысли, высказываемые вслух, официальные мысли.
Даже при коммунизме люди не настолько отупели от постоянной пропаганды, чтобы они сами не могли додуматься до истины… В области умственной жизни планирование олигархов ни к чему не приводит, кроме как к застою, разложению и упадку. Эти олигархи, эти блюстители порядка, которые следят за тем,
