совсем не такой, как моя. Собака на сене, да и только.
Меня занимала мысль: а какова была бы жизнь и личность Розали, если бы она не всегда была самой красивой? Была бы она счастливее, если бы её самым главным качеством была не красота, а нечто более ценное? Была бы она менее эгоцентрична, более чувствительна к несчастьям и радостям других? Впрочем, что толку строить догадки — ничего ведь не изменишь. Она всегда была прекрасней всех. Даже будучи человеком, она жила в лучах всеобщего восхищения собственной красотой, и ей это казалось естественным. Больше того: Розали превыше всего ценила, когда ею восхищались, обожали и всячески добивались её внимания. Став бессмертной, она ничуть не переменилась.
Так что ничего удивительного, что она была жестоко оскорблена в своих ожиданиях, когда я сразу не упал к её ногам, как это делали все прочие мужчины. Нет, я, как таковой, был ей совершенно не нужен. Но она ожидала, что я всё равно должен был её боготворить, и моё упорное равнодушие к её прелестям выводило её из себя. Она привыкла быть желанной.
С Карлайлом и Джаспером было по-другому — они оба имели возлюбленных. Я же не имел никаких привязанностей и при этом упорно не поддавался её чарам.
Я полагал, что старинные обиды были забыты, что Розали смирилась с моим упрямством.
И так оно, по всей вероятности, и было... пока я не встретил ту, чья красота очаровала меня так, как не смогли пленить все прелести Розали.
Она ведь была убеждена, что если уж
Её смертельно оскорбило, что я нашёл какую-то жалкую девчонку, человека, более привлекательной, чем она, Розали.
Я снова был вынужден подавить желание расхохотаться.
И хотя мнение Розали о Белле меня не слишком волновало, оно всё же вызывало у меня лёгкую досаду. Розали считала девушку дурнушкой. Как она могла так думать? Она что — ослепла? Просто непостижимо. Глаза Розали, несомненно, были затуманены ревностью.
— О, — неожиданно сказала Элис. — Джаспер, знаешь что?
Я понял, чтo она увидела, и мои пальцы замерли на клавишах.
— Что такое, Элис? — спросил Джаспер.
— На следующей неделе Питер и Шарлотта будут здесь, по соседству, и собираются навестить нас! Не правда ли, как мило?
— Что с тобой, Эдвард? — спросила Эсме, почувствовав, как напряглись мои плечи.
— Питер и Шарлотта собираются в
Она закатила глаза: — Успокойся, Эдвард. Это же не первый их визит.
Я стиснул зубы. Это как раз-таки их первый визит со дня приезда Беллы, а её сладкая кровь притягивает не только меня.
Элис нахмурилась при виде моего изменившегося лица.
— Здесь они охотиться не будут, и ты это прекрасно знаешь.
Но названый брат Джаспера и маленькая вампирша, его подруга, не были такими, как мы; они охотились обычным образом. Пока они находились поблизости от Беллы, доверять им было нельзя.
— Когда? — спросил я у Элис.
Она недовольно надула губки, но ответила:
— Это точно, — согласился я и отвернулся от неё. — Ты готов, Эмметт?
— Я думал, мы отправимся утром?..
— Главное, чтбы мы вернулись в воскресенье до полуночи. А когда мы отправимся — я предоставляю решать тебе.
— Ладно. Вот только попрощаюсь с Роуз.
— Конечно. — Учитывая, в каком настроении сейчас Розали, прощание не займёт много времени.
— Что верно, то верно.
— Сыграй для меня ещё раз новую пьесу, — попросила Эсме.
— Для тебя — всё, что угодно, — согласился я, хотя сердце защемило — ведь мелодия придёт к концу, а вместе с ним вернётся непонятная и неутолимая тоска... Я немного поколебался, а потом достал из кармана крышечку от бутылки и положил её на пустой пюпитр. Мне стало чуть легче — помогло воспоминание об услышанном от неё 'да'.
Я кивнул себе и начал играть.
Эсме и Элис переглянулись, но никто из них ничего не спросил.
— Тебе никто не говорил не играть со своей едой? — крикнул я Эмметту.
— Эй, Эдвард! — прокричал он в ответ, улыбнувшись и помахав мне. Медведь, воспользовавшись тем, что он отвлёкся, процарапал своей тяжёлой лапой грудь Эмметта. Острые когти разодрали рубашку и проскрипели по каменной коже.
Медведь громогласно заревел.
Эмметт рассвирепел и в свою очередь зарычал на разъярённого зверя.
Я вздохнул и присел на валун поблизости. Это может занять много времени.
Но забавы Эмметта уже подходили к концу. Медведь предпринял последнюю попытку оторвать Эмметту голову. Тот только расхохотался: сильнейший удар мощной лапы отскочил, и медведя отбросило назад. Гризли в отчаянии заревел, а Эмметт, по-прежнему хохоча, зарычал ему в ответ. Так они стояли и рычали друг на друга — медведь на задних лапах был на голову выше Эмметта. Мой брат бросился на зверя; их тела, сплетясь, упали на землю, повалив при этом старую, крепкую ель. Рычание медведя захлебнулось и оборвалось.
Спустя несколько минут Эмметт притрусил туда, где его ждал я. Его рубашка была изорвана и испачкана кровью и еловой живицей, к которой прилипли клочья меха. Всклокоченные космы тёмных вьющихся волос могли бы украсить любое огородное пугало. Зато судя по широкой ухмылке на лице Эмметта, брат был доволен обедом.
— Вот это силач! Особенно хорошо почувствовалось, когда он цапнул меня.
— Ты прямо большой ребёнок, Эмметт.
Тут он заметил, что моя чистая, белая сорочка даже не смята.
— Погоди, ты что — не смог завалить того горного льва?
— Конечно, смог. Просто я не ем как дикарь.
Эмметт захохотал своим громовым смехом.
— Эх, были бы они посильнее! Вот это была бы забава!
— А где написано, что нужно непременно драться с едой?
— Да, а с кем мне тогда драться? Вы с Элис жульничаете, Роуз дрожит над своей прической, а Эсме устроит жуткий нагоняй, если мы с Джаспером попробуем свои силы
— Да, твоя жизнь — сплошное мучение, бедный ты, несчастный.
Эмметт ухмыльнулся и весь подобрался, явно готовясь к нападению.
— Ну давай, Эдвард! Выключи на минутку своего шпиона и сразись по-честному!
— Он не выключается, — напомнил я.
— Вот интересно, как у той девушки получается не пускать тебя к себе в голову? — недоумевал Эмметт. — Может, она и меня научит...
Хорошее настроение испарилось.
— Держись от неё подальше, — прорычал я сквозь зубы.
