По этой причине Николай Кузанский, ранее защищавший собор, перешел на другую сторону. Это следует из письма, которое он написал в 1442 году кастильскому делегату Родриго Санчесу де Аревало, где Николай утверждает, что истинный символ единства Церкви – папа, а не собор; папа, который был Sacer Princeps (лат. – Священным Главой). Он вообще не упоминает о каком-либо соборе, представляющем Церковь. Чем же вызвана эта перемена?

Причин было несколько. Во-первых, у Евгения IV была более масштабная идея, чем что-либо из того, что мог предложить Базельский собор или король Сигизмунд. Его идея состояла в воссоединении восточной и западной Церкви, и с этой целью он выслал приглашение лидерам Православной церкви в Константинополь. Такая же мечта за 400 лет до этого побудила германского короля Оттона I женить своего сына, Оттона II, на византийской принцессе и вдохновила уже их сына, Оттона III, на то, чтобы провозгласить себя главой новой Римской империи и назначить свадьбу с византийской принцессой. Но тогда это ни к чему не привело, потому что Оттон III умер в молодом возрасте и принцесса Зоя вернулась домой незамужней. Теперь, вероятно, мечта должна осуществиться, и сделает это итальянец. Именно об этом думал Евгений, когда в сентябре 1437 года приказал перенести собор в Феррару, что в долине реки По, куда константинопольской делегации добраться было бы проще, чем в трансальпийский Базель.

Папе, который недавно был унижен собором, было непросто реализовать свою идею, но за последние три года настроения изменились. Лидеры начали уезжать, и на соборе царил беспорядок – выдвигались предложения реформ, которые опровергались или поддерживались непристойными криками. Как утверждает Джоахим Стибер, профессор истории из колледжа Смит, штат Массачусетс, Николаю, очевидно, пришла в голову мысль о том, что если различные мероприятия, предложенные собором в 1433 —1436 годах, будут осуществлены, то папство превратится в конституционную монархию, что вряд ли будет выгодным наместнику Бога.

Кроме того, существовало два вопроса, которые затрагивали Кузанского лично. Во-первых, среди предложенных реформ была отмена права папы выдавать бенефиции. Поскольку у Николая было несколько бенефиций, которые зависели от одобрения папы, продолжать поддерживать собор означало лишить себя источника дохода. Во-вторых, существовала проблема его недворянского происхождения. Аристократические лидеры Немецкой церкви никогда не назначили бы его епископом. У Николая Кузанского оставался только один путь – каким-либо образом обойти тех, кто выше его. Для этого ему нужна была папская поддержка. Встав на сторону пропапского меньшинства, которое поддерживало предложение перенести собор в Италию, он помог создать документ, на котором каким-то образом оказалась печать, представлявшая собор в целом. Поскольку непонятно, как Николай это осуществил, многие ученые считают печать поддельной.

С того момента Николай Кузанский стал одним из самых ярых сторонников папы, Геркулесом Лагеря Евгения, как его называл друг, известный ученый и будущий папа Энеа Сильвио Пикколомини.

Теперь у Николая был необходимый трамплин. Ведь именно он подсказал Евгению спорное решение о назначении следующего собора в Ферраре и об отправке приглашения грекам. Именно он был избран для доставки приглашения византийскому императору и патриарху в Константинополь и сопровождения греческих трирем с епископами, монахами, прелатами, прокураторами, архимандритами и учеными (в общей сложности 700 человек) в Италию. Этой огромной делегации понадобилось четыре месяца, чтобы преодолеть 2250 километров пути в Венецию, где под салюты артиллерии и трубные фанфары их встретил дож с облаченными в багряные шелка венецианскими сенаторами.

В течение следующих шести лет обе стороны со своими большими свитами перемещались из Феррары во Флоренцию, а оттуда – в Рим, чтобы спастись от чумы и разбойников, ведя споры о том, какие слова могут сгладить их старые разногласия. В конце концов греки пожали плечами, признали верховенство папы и согласились с тем, что римляне были правы в вопросе о Святом Духе; они согласились признать единство двух религий и отправились домой…

И сразу же отреклись от всех своих слов. Абсолютно ничего не изменилось.

Но Ферраро-Флорентийский собор определенно помог Евгению и Николаю. Те, кто остался в Базеле, протестовали. Они объявили о смещении Евгения с должности и назначили еще одного антипапу. Однако Евгению было не о чем беспокоиться. У старого собора, подорванного разногласиями и лишившегося многих своих участников из-за вновь разыгравшейся чумы, не было сил продолжать борьбу; немецкие принцы решили не вмешиваться. Николай отстаивал позицию папы во многих городах Италии и Германии, и в конце концов Фридрих III поспособствовал смещению с должности назначенного собором антипапы и заявил, что снова поддерживает Евгения.

Евгений выразил благодарность своему Геркулесу. Перед самой смертью в 1447 году он вознаградил Николая, посвятив его в сан кардинала; это была тайная церемония, которую одобрил преемник Евгения. Николай Кузанский избавился от проблем, связанных с его недворянским происхождением, и от препятствий, создававшихся аристократическими канона ми и епископами, преграждавшими ему путь. Он вежливо показал нос многим из них. «Кардинал, – писал он возвышенно, говоря о себе в третьем лице, – приказал записать это к славе Господней, чтобы все знали, что для святой Римской церкви не имеет значения ни место рождения, ни происхождение и что она щедро вознаграждает за добродетельные и отважные поступки».

Это был своего рода апофеоз, оправдавший выбор, сделанный им 13 лет назад, и ничто в мире не могло сравниться со столь радостным чувством достижения успеха. Вскоре после этого новый папа, Николай V, назначил Николая Кузанского епископом Бриксена (теперь – Брессаноне) в Тироле. Это было спорное решение, так как немецкие епископы должны были сами выбирать себе преемников и в любом случае нужно было советоваться с немецким королем. Однако, учитывая то, что Николая поддерживал реабилитированный папа и что Кузанский был немцем, немецкие прелаты и принцы проглотили обиду, но не забыли ее. Остаток жизни Николая Кузанского (до смерти в 1464 году) прошел в политической борьбе с людьми, в класс которых он попал с таким трудом.

Тем временем потребность в стандартизированном миссале возрастала. Судя по всему, инициатором идеи выступил Иоганн Дедерот, аббат-бенедиктинец из Бурсфельда, что на реке Везер. Его цель, как он сказал в Базеле, – избавить Церковь от злоупотреблений и централизовать власть. А для этих реформ требовался новый миссал, «ординарий», как называл его Дидерот. Дело Дедерота продолжил его преемник, Иоганн Хаген, основавший в 1446 году союз шести монастырей, Бурсфельдскую конгрегацию, объединившую 88 аббатств и монастырей на севере и западе Германии, включая монастырь Святого Иакова в Майнце (он был расположен за пределами города, к югу, где сейчас находится южная железнодорожная станция). Поскольку Базельский собор приближался к своему бесчестному концу, а борьба между собором и папой закончилась в пользу последнего, Хаген заручился поддержкой нового папы, Николая V. В декабре 1448 года папа отправил испанского кардинала Хуана де Кар-вахала в Майнц для одобрения нового ординария Хагена.

И кто должен был приехать вместе с де Карвахалом, как не его друг и коллега кардинал Николай Кузанский, который, вероятно, был бы рад узнать, что способ напечатать новый миссал был найден благодаря счастливому, я бы сказал, удивительному совпадению – возвращению Иоганна Гутенберга в Майнц в том же году.

Учитывая то обстоятельство, что составные части изобретения Гутенберга существовали на протяжении многих столетий, кажется странным, что книгопечатание подвижными литерами не появилось раньше где-нибудь в другом месте. На самом деле оно появилось, но без существенных элементов,