он не стал сообщать о ее действиях Любовнице или Доулу.
Беллис посмотрела в окно, потом наклонилась и молча порылась в своем пакете, потом выпрямилась и посмотрела в окно, потом снова нагнулась, и опять, и опять. Ее рука нерешительно витала вблизи щеколды.
Флорин Сак встал и неслышно подошел к ней — она была слишком охвачена своими колебаниями и не заметила его. Он встал в нескольких футах за ее спиной. Он наблюдал за ней, раздражаясь и удивляясь ее неуверенности. Наконец он заговорил.
— Что, опять приспичило? — язвительно прошептал он, и Беллис тут же повернулась лицом к нему.
Флорин увидел, что она плачет, и ему вдруг стало стыдно. Его подленькая улыбочка тут же исчезла.
Слезы струились по лицу Беллис, но плакала она беззвучно. Она тяжело дышала, и каждый глубокий вдох грозил перейти в рыдания, но она не издавала ни звука. Выражение ее лица было яростно- сдержанным, глаза смотрели с ненавистью и налились кровью, как у человека, загнанного в угол.
Она остервенело вытерла нос и глаза.
Флорин попытался заговорить с ней, но, потрясенный этим свирепым взглядом, он лишь смог пробормотать через силу:
— Ну-ну, успокойтесь. Я не хотел вас обидеть…
—
— Что с вами происходит? — спросил он. — Что это такое? Хотите укрыться на самхерийском судне? Надеетесь, что они доставят вас домой? — Он говорил, чувствуя, как снова нарастает в нем злость; ему даже пришлось сделать усилие, чтобы сдержать это чувство. — Хотите сообщить мэру Рудгуттеру, как с вами нехорошо обходились на пиратском корабле, да, мисс? Сообщите им об Армаде, может, они попытаются найти нас и вернут таких, как я, в свои вонючие трюмы — ведь мы рабы для колоний!
Беллис смотрела на него с достоинством и бешенством, сдерживая слезы. Последовала долгая пауза, а потом Флорин по движению мышц на ее прежде застывшем лице понял, что она приняла решение.
—
— «Седьмой статус»? — пробормотал Флорин. — «Код стрелолист» — это что за херня такая?
Беллис ничего не ответила. Она уже не плакала. Она смотрела на него, насупившись, как ребенок (
Флорин продолжал читать, продираясь через частокол кодов и находя следы смысла, места, суть которых внезапно становилась очевидной во всем своем ужасе.
— «Прибытие целующих магов»? — недоверчиво прошептал он. — «Ржавчину перекроют червебойцы»? «Водорослевые бомбы»? Что это еще за херня? Речь о каком-то сраном вторжении! Что это еще за херня?
Беллис смотрела на него.
— Речь, — безжалостно сказала она, вторя ему, — о каком-то сраном вторжении.
Она выдержала паузу — несколько жестоких секунд, — а потом рассказала все.
Флорин откинулся назад, сжимая в руке бумагу, невидящим взглядом разглядывая печать, перебирая пальцами цепочку с жетоном Сайласа.
— Вы нравы насчет меня, — сказала Беллис.
Они разговаривали шепотом, чтобы не разбудить женщину в соседней комнате. Голос Беллис был полон отчаяния.
— Вы правы, — повторила она. — Армада — не для меня. Я вас понимаю. Вы про себя думаете: «Этой городской сучке нельзя верить».
Флорин покачал головой, готовый возразить, но Беллис не позволила ему.
— Вы правы. Верить мне не стоит. Я хочу домой, Флорин Сак. И если бы я могла открыть какую- нибудь дверь и выйти через нее в Эхову трясину, на Салакусские поля, или в Мафатон, или в Ладмид, или куда угодно в Нью-Кробюзоне, то, клянусь
Флорин чуть не поморщился, слушая этот страстный монолог.
— Но я не могу, — продолжала она. — И верно, было время, когда я думала о бегстве. Я представляла себе, как спасать меня идет флот. Но теперь этому препятствуют две вещи… Я хочу домой, Сак, но… — Она помедлила, тяжело шевельнувшись. — Но на «Терпсихории» были и другие, они думали иначе. И я понимаю, что значило бы это «спасение» для вас и для других… для всех кробюзонских переделанных. — Она посмотрела на него немигающим взглядом. — Можете верить, можете не верить, но мне теперь нужно другое. У меня нет иллюзий насчет Нью-Кробюзона, насчет возможности вернуться туда. Вы ведь ничего не знаете о моих обстоятельствах, Флорин Сак. Вы ведь не знаете, что меня заставило сесть на этот вонючий треклятый корабль… Как бы я ни хотела домой, я знаю: что хорошо для меня, может быть плохо для вас, а я бы не хотела в этом участвовать. И это правда, — неожиданно сказала она, словно удивляясь этой мысли, словно обращаясь к себе. — Я проиграла в этом споре. Сдаюсь. Это правда.
Беллис помедлила, потом посмотрела на него.
— Но даже если вы думаете, что я просто лгунья, мистер Сак, всегда остается еще одно соображение:
— А кто такой Сайлас Фенек? — спросил он. — И что это такое? — Он помахал письмом.
— Фенек — кробюзонский агент. Он в таком же положении, что и я. Только владеет информацией, — холодно сказала она. — Информацией о сраном вторжении.
— Вы хотите, чтобы город погиб? — спросила она. — Проклятье, я понимаю, что вы не питаете никакой любви к этому месту. Да и с какой стати? Но неужели вы хотите, чтобы Нью-Кробюзон
Чуть к югу от Виньонной улицы в Пелорусских полях располагался крохотный рынок. Торговля шла в извозчичьем дворе за складами по вошкрешеньям и пыледельникам. Рынок был слишком мал, а потому не имел названия.
На нем торговали обувью. Старой, новой, украденной, плохой и хорошей. Сабо, тапочками, сапогами и так далее.
На протяжении нескольких лет это было любимое место Флорина в Нью-Кробюзоне. И не потому, что он покупал обувь чаще других, просто ему нравилось бродить по двору мимо столов с кожей и тканями, слушать выкрики продавцов.
На маленькой улочке было несколько маленьких кафе, и он хорошо знал владельцев и завсегдатаев. Когда у него не было работы и кончались деньги, он мог целыми днями просиживать в увитом плющом заведении под названием «Кофейня Боланда», споря и бездельничая вместе с Боландом, Иваном Курлофом, водяным Слухнедшером, иногда из жалости покупая выпивку Спиральному Джекобсу.
Флорин провел там не один день, сидя в табачном дыму, вдыхая пары чая и кофе, глядя сквозь мутные окна, как уходят обувь и часы. Впрочем, он вполне мог обойтись без этих дней, нет вопросов. Никакой зависимости: он не мучился без них по ночам.
Но именно об этих днях он сразу же и вспомнил при вопросе Беллис: будет ли ему все равно, если город погибнет.
Конечно, он подумал о Нью-Кробюзоне, о всех людях, которых знал (некоторое время он не вспоминал о них), о местах, где бывал. Представил себе, что все это разрушено, погибло, уничтожено гриндилоу (существами, которые существовали только в кошмарных снах, тени его воображения), и пришел
