что своей штукой ты можешь производить чудесные вещи, – весело добавила она.

В 'Роуз Брайаре' Констанце позволили отдохнуть пару дней перед тем, как показать ребенка. Его показали бы и раньше, но она об этом их не просила, что тревожило весь больничный персонал.

В конце концов Конни, истощенная и бледная, слабым голосом попросила принести ребенка. Здоровенная медсестра вручила ей маленький сверток. Вместе с сестрой пришел Пиледжи. Констанца мельком посмотрела на удлиненную, покатую головку, косые глаза и огромный, непристойно болтающийся язык, затем потянулась к ребенку и нежно прижала его к себе.

В комнату поспешно вошел отец Марони – его вызвали, когда ребенка взяли из детской. Он встал позади сестры, в то время как Пиледжи и Констанца со странным интересом рассматривали сморщенный кусок человеческой плоти. Конни повернулась к священнику и спросила.

– Это Божья воля, не так ли?

– Пути Господни неисповедимы, дитя мое, – ответил священник.

– И Он наказывает нас за грехи наши?

– Пожалуйста, Констанца. Ты не должна так думать. Это не имеет к делу никакого отношения. Нам не понять Его путей.

– Дайте мне телефон, пожалуйста, – сказала Констанца.

Она взяла лежавший у кровати листок с телефоном Пата в Веви. Ей ответил Пат сонным голосом. В Швейцарии в это время было два часа утра.

– Это Констанца, Пат. Извини, что беспокою тебя, – сказала она мягко. – Я просто хотела сообщить тебе, что ты стал отцом восьмифунтового мальчика – восьмифунтового монгольского идиота!

Констанца аккуратно положила трубку.

Ребенок произвел странный писклявый мяукающий звук, и Констанца стала нежно его покачивать:

– Тихо, мой дорогой. Ты – мамин сладкий сынок' Ты – наш особый, Божий ребенок...

Пат, близко знакомый с миром смерти и жестокости, не знал, как отнестись к этой новой для него ситуации.

После родов Конни еще некоторое время лечили в 'Роуз Брайаре' от того, что врач определял лишь как 'нервное состояние'. С первой же недели после приезда Пат ушел в работу, но он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме аморфного куска протоплазмы, которому он дал жизнь. Больше всего его беспокоил тот момент, когда Конни упала в обморок в стенном шкафу во время его разговора с Патерно.

Он пригласил Пиледжи выпить и попытался выяснить у него, не мог ли этот шок воздействовать на ребенка. Он чувствовал, что должен это знать.

– Многие характерные черты ребенка, – начал Пиледжи, – являются результатом модифицирующих влияний, которые он испытывает в утробе, а также генетической наследственности – таких вещей, как эндокринные отклонения, эмоции матери, недостаток кислорода, наркотики, употребляемые матерью. Все это могло оказать воздействие на ребенка, хотя болезнь Дауна обычно не считается следствием подобных вещей.

– Но все-таки они могли повлиять?

Пиледжи пожал плечами и добавил льда в свой коктейль.

– Если бы вы только представляли себе, как мало мы об этом знаем, – сказал он. – Если вы пугаетесь чего-либо, возбуждаетесь или огорчаетесь, вы чувствуете, что у вас в организме происходят разные явления. Многие из этих реакций идут от ваших эндокринных желез, которые стимулируются эмоциями. У беременной женщины такая бурная деятельность желез может воздействовать на ребенка. Я не совсем уверен, но думаю, что влияние может быть очень значительным.

– Вы имеете в виду, что если женщина расстроена или испугана, это сказывается на плоде?

– Ну конечно, – сказал Пиледжи. – Стресс или усталость перераспределяет количество веществ в крови, которая циркулирует и через будущего ребенка. Эти колебания могут изменить плод. В случае хронической усталости или страха плод часто очень активен, и это тоже не проходит для него бесследно.

– Но я думал, что все это бабушкины сказки о влиянии внешнего окружения на ребенка.

– Ученые тоже так думали, но теперь более склоняются к тому, чтобы верить в это. Констанца поглощала много успокоительных средств, что могло вызвать кислородное голодание и повредить мозг ребенка.

– Зачем же вы тогда их ей давали?

– Она была в состоянии постоянной истерики. И сейчас она на грани срыва. Если бы мы не держали ее под контролем, это могло было быть хуже для ребенка, да и для нее тоже. Иногда невроз во время беременности развивается в настоящий психоз при родах или сразу же после. Поэтому она и попыталась совершить самоубийство. Шоковая терапия помогла, но не полностью излечила ее. Теперь мы должны следить за ее психикой. Могут быть изменения личности, общая депрессия или возбужденное состояние, страхи, подозрительность, различные фобии. Она может стать чрезмерно разговорчивой, или впасть в бессонницу, или стать раздражительной. Любое из этих явлений может означать серьезную психологическую проблему.

– А почему вы как-то спрашивали про нашу сексуальную жизнь?

– Ну, она может иметь к вашей проблеме некоторое отношение. Бывают случаи фригидности или отвращения к сексу, случаи недостаточного сексуального образования или боязни, особенно если в детстве была сильная, но неудовлетворенная привязанность к отцу, когда отец был чрезмерно властным либо много отсутствовал. Надо опасаться того, чтобы Конни не стала выназывать враждебность к ребенку, но в данном случае все наоборот, не так ли?

– Верно, – сказал Пат. – Мне сказали, что она не отпускает ребенка от себя. Она держит его при себе, напевает, разговаривает с ним, как будто бы он нормальный.