эллипсоиды, вообще всякая стереометрия на любой вкус; от такого обилия любой дизайнер пришел бы в тихий восторг, для нас же это были всего лишь помехи. Никто не думал, конечно, что Большая Извилина (так именовался этот аппарат на институтском жаргоне) когда-нибудь окажется способной выдать что-то, похожее на реальную картину происходящего в какой-то точке ПС, где в этот миг не было ни одного дримера, с чьего спящего тела мы могли бы тут снимать сигналы подкорки: техника не изобрела еще преобразователей, которые смогли бы как-то соотносить слабенькие электромагнитные приборы, какими пользуются в мире яви, с тем непредставимым по мощности полем Духа, которое и образует само Пространство Сна со всем, в него входящим и в нем происходящим, и – в качестве, так сказать, отходов творчества – с нашим Производным Миром и всеми другими такими же мирами. Увидеть что-либо, реально происходящее в ПС, было и пока остается столь же затруднительным, как поймать изображение, зашифрованное в сигналах телецентра, при помощи натянутого на подрамник холста. Но программа давала машине возможность хотя бы приблизительно оценить порядок сложности сиюминутной обстановки в тех областях ПС, куда мы уже спроворились забросить маячки – предоставленные нам тем же далеким и неназываемым источником, который снабжал Систему всей серьезной техникой (с нашей точки зрения, это были сплошные черные ящики). Только в эти области нам и полагалось выходить: там мы могли рассчитывать на более или менее устойчивую связь с Явью, а в случае необходимости – и на срочную эвакуацию. Казалось бы, пустяковое дело, если вся эвакуация заключается лишь в том, чтобы разбудить спящего. В быту это и на самом деле не весьма сложно; но когда вы ушли за пределы непроизвольного сна, это оказывается порой очень и очень замысловатой задачей, в некоторых случаях вообще невыполнимой. Как вот, например, сейчас: хотя данных у меня не было никаких, но интуиция подсказывала, что работать придется совсем не в тех макроконах, где нам был обеспечен и стол, и дом, а сверх того – четкая связь и безопасность.

Я с минуту полюбовался на адское варево, потом уселся и кивнул оператору:

– Давай, авгур. Время жмет.

Оператор, по прозвищу Микрософт (именно так, а не Майкрософт; возможно, поименовали его так за малый рост), изобразил на лице невыносимое страдание: ему предстояло перевести понятия, подсказанные великой компьютерной логикой, на примитивный язык человеческих слов, только и доступный недоразвитым индивидуумам вроде меня. Однако в конце концов именно за это ему и платили деньги; он вздохнул и покорился.

– Ну, смотри. Тут, как ты видишь, твой семейный круг. – Он ткнул лучиком световой указки в правый верхний угол экрана. – С него и начнется, как полагается. Теперь – внимание. Вот векторы Д и М (повинуясь ему, стрелочки возникли и затрепетали зелеными хвостиками) – они в ближайшие часы явного времени вроде бы безопасны. Твой первый этап – добраться до малого континуального узелка, то есть, казалось бы, по вектору Ф; но этого нельзя, он, как видишь, сейчас слишком близок к крутящим силам. Так что пойдешь в обход. Вот это (на экране возникло несколько тонких плавных кривых, от края и до края, каждая пересекалась с двумя другими, образуя криволинейные треугольники) – два района неопределенности первого порядка, а тут, поближе к центру, – неопределенность второго. Тебе их никак не миновать, но проходить надо впритирку к границам, иначе – да ты сам понимаешь. Вероятность достижения Узла при допустимом уровне осложнений первого класса – ноль шесть, второго – ноль восемь. Вот эти направления (он широко провел указкой, отсекая чуть ли не две трети обозримого пространства) для тебя совершенно закрыты. Если возникнут разовые течения и тебя начнет сносить к ним – рекомендуем срочную эвакуацию. Вот так вот. – Микрософт помолчал. – Ну, ничего более определенного я, пожалуй, сказать не смогу. Хотя вот еще: наиболее вероятные темпоральные совмещения – с шестнадцатым-семнадцатым веками, дальше – неопределенное прошлое из разряда предпрошедших и какой-то язык из будущего – тоже, к сожалению, не очень определенного. А здесь (он махнул указкой по самому левому краю дисплея) предполагается некое сгущение Сил. Тут конкретности еще меньше. Жаль, конечно, но…

(Словно бы то, что он говорил до сих пор, страдало определенностью и конкретностью!)

– Ну допустим, – сказал я. – Но это все пока, по сути, – высокая теория. А мне хотелось бы чего-нибудь съедобного. Что дали карты сравнений? Возникло ли нечто, что можно было бы интерпретировать, как результат пребывания там Груздя? Или кого-то, имеющего к нему отношение?

По выражению лица Микрософта можно было заподозрить, что он только что сжевал на голодный желудок целую дюжину лимонов.

– Вопрос на засыпку, – констатировал он безрадостно. – Ручаться ни за что не могу. Но вот в двух местах (он показал) имеется не след, но как бы проекция следа – из высшего уровня. Но в эти уровни надо еще попасть, верно?

– Ты меня вдохновил, – сообщил я ему не очень радостным тоном. – Скажи, а общий уровень устойчивости?

Он пожевал губами:

– Н-ну… Пополам, скажем так.

– А теперь и вовсе осчастливил. Ладно, распечатай мне эти твои рецепты – зайду с ними в ближайшую аптеку, может, там разберут, что к чему…

Микрософт не обиделся. В конце концов, он понимал, как, впрочем, и каждый в нашем хозяйстве, что моя работа не сахар, скорее что-то вроде хины. Вы поймете это, если представите себе, что каждый раз, ложась спать, снова прощаетесь с миром яви, потому что никто не дает гарантий, что вы сюда вернетесь. Умирать хорошо один раз, но когда это становится сериалом, то смотреть его надоедает очень быстро.

Можно, конечно, с этой работы уйти. Ко всем чертям. Силком удерживать никто не станет. После каждого серьезного выхода даешь себе страшную клятву (как многие женщины, едва успев разродиться): да чтобы я еще хоть раз!.. Но как только придешь в себя – снова, как наркоман, начинаешь тосковать по сладкому яду неизвестности. Такое, наверное, ощущали великие землепроходцы и мореплаватели. Но Земля конечна; Пространства же Сна хватит на всех и на все времена, которых, кстати, тоже хватит на всех – и на все пространства.

– Ну что же, – сказал я Микрософту на прощание, – баюкай и дальше свой седалищный нерв. А я уж побреду.

– Удачи, – пожелал он мне вдогонку.

Выйдя из Большой Извилины – пардон, из Главной Компьютерной, я направился в архивное отделение, где, как я рассчитывал, моя персоналка была уже подключена к тем источникам, из которых я надеялся черпать материал, чтобы поближе познакомиться – пусть и заочно – с человеком, духовную сущность которого мне предстояло разыскать в причудливом многообразии Пространства Сна.

Я начал с биографических материалов похищенного.

Родился в… Так, это известно. Где? Село Воскресенское Красноярского края. Это надо запомнить. Учился…

Стоп. Что за черт?

И в самом деле, дальше пошла какая-то чепуха, чтобы не сказать – дьявольщина. Все-таки речь шла о человеке давно известном, ученом всепланетного масштаба, да к тому же еще и – с недавних пор – крупном промышленнике, не раз избиравшемся в члены разных там академий и научных обществ, или назначавшемся на высокие должности в очень крупных банках и компаниях, так что биография его – пусть в самых общих чертах, в первом приближении – была известна, наверное, всем, до последнего бомжа с Курского вокзала. Но ведь там не было ничего похожего на текст, который сейчас выдавался мне усердной машиной!

«Учился в престижной частной школе в Йоркшире, ОК…»

Это он-то? Да он в Англию впервые попал – я читал где-то – в тридцатилетнем возрасте. Поздновато для школы.

«Трудовую деятельность начал с 13 лет. В 1923–1926 гг. учился в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова…»

Бред собачий. Его тогда еще и на свете не было. Просто интересно, чем нас тут еще порадуют?

«Был одним из организаторов антисоветской интервенции…»

Ну просто прелесть.

«Во время Великой Отечественной войны с 1942 года командовал стрелковой дивизией, танковым