заболел.

Ян пожал плечами.

– Опять любовные истории.

– Неужели вы так бесчеловечны?

– Нет, просто осторожен, – ответил с улыбкой Ян, намазывая хлеб маслом, перед тем как посолить.

Бриджмен комически сморщился.

– Вы же сами не хотели ехать в Амстердам, – сказал он. – Как же теперь решились?

– Очень просто. Вы поручитесь честью, что я – Филипп Уэстбрук, директор вашего банка в Лондоне, или Гийом де Бове, ваш агент в Париже.

– Но вы же… черт знает что! – воскликнул Бриджмен со смехом.

– Вы уже засвидетельствовали разок, что я – Ян Хендрикс. Даже сами подыскали мне это имя. Неужели вам теперь не хватит воображения?

– Черт знает что! – повторил Бриджмен. – Я сам высидел дракона из яйца.

– Вы еще и недовольны! – засмеялся Ян.

Это был их единственный свободный день со времени приезда в Париж. Так что они отправились полюбоваться собором Парижской Богоматери, потом прогулялись, поужинали и, поскольку завтра их ожидало новое путешествие, решили лечь спать пораньше.

Они вернулись в гостиницу.

Ян ни на миг не выпускал свою сумку из рук, получив от Шаленшона векселя на сто девяносто восемь тысяч ливров и ограненные камни. Он засунул ее под кровать, рядом с ночным горшком, задернул шторы и оставил свечу зажженной, на случай если захочет пить.

Он уже задремал, когда в дверь постучали. Ян встал и, подойдя на цыпочках к двери, сперва приложил к ней ухо, не торопясь открыть смотровое окошечко. Как ему показалось, там был кто-то не один – многочисленные поскрипывания пола и шумное дыхание явно указывали на это. Ян приоткрыл окошечко и действительно уловил чьи-то торопливые движения. Но перед собой увидел только очаровательное женское личико, освещенное свечой. Золотистое пламя бросало отсветы на грудь, открытую гораздо больше, чем предписывала скромность.

– В чем дело? – спросил он нарочито сонным голосом.

– Мессир, – пролепетала юная особа, – я горничная, занимаюсь комнатами. Говорят, вы нас завтра покидаете. Вот я и подумала, что вы, может, не захотите уехать, не оставив мне что-нибудь на память.

Она прижимала к корсажу бутылку вина.

– Увидимся завтра утром, – сказал Ян недовольно.

Тут он заметил у двери мужскую руку и услышал, на этот раз вполне отчетливо, шумное сопение.

– Завтра я не работаю, мессир, и мне будет жаль, если я вас больше не увижу…

Западня.

Ян прикинул прочность двери. Может, и выдержит напор одного мужчины, а может, и нет. Уж двоих-то вряд ли.

– Ладно, дайте мне время одеться. Это недолго.

Он захлопнул окошечко. Сердце колотилось. Надо предупредить Соломона, спящего в соседней комнате. Перегородки между их номерами тонкие, накануне он отлично слышал, как его компаньон храпел. Ян постучал. Никакого ответа. Плохо дело. Он поспешно натянул штаны и рубашку, опоясался ремнем с кинжалом в ножнах, взял сумку и открыл окно. Осмотрел карниз. Тот был довольно широк, в две мужских ступни шириной, но ближайшая точка опоры – водосточная труба – находилась возле окна Бриджмена. Юноша стал осторожно продвигаться вперед, пока не смог ухватиться за нее и заглянуть в комнату англичанина. Открывшееся зрелище заледенило ему кровь. Бриджмен сидел на стуле, связанный и с кляпом во рту, под надзором бандита в надвинутой на глаза шляпе. Ян отступил. Должно быть, бандиты под каким- то предлогом проникли в комнату его спутника и, увидев, что сумки там нет, взялись за него.

До мостовой футов тридцать. Прыгнув, Ян рисковал сломать ногу. И если тогда у него начнут отбирать сумку, он не сможет ни защищаться, ни тем более погнаться за напавшими. Он глубоко вздохнул. Изо рта вырвалось облачко не чувствуя пальцев ног, Ян повернул к окну своей комнаты, но не остановился, а добрался до следующего. Ему вспомнилось, что утром туда вселился какой-то француз со шпагой. Он попытался заглянуть внутрь сквозь заиндевевшее стекло. Если постоялец не съехал, то наверняка спит. Комнату освещала свечка. Ян сильно постучал в окно. Дорога была каждая секунда, поскольку, не получив желанного ответа, бандиты наверняка взломают дверь в его комнату.

Полог кровати отодвинулся, и появилось удивленное лицо. Потом к окну приблизился белый силуэт в ночном колпаке и длинной рубашке. Окно открылось. Перед ним стоял человек зрелых лет с отвислыми усами.

– Какого черта…

– Сударь, ради бога, бандиты пытаются взломать мою дверь, – зашептал Ян. – Помогите мне. Они связали моего товарища…

– Англичанина? Что за вздор…

– Сударь, заклинаю вас, – взмолился Ян, стуча зубами от холода и почти не чуя под собой замерзших ног.

– Влезайте, – велел человек. – Если будете так дрожать, свалитесь вниз. Где ваша комната?

– Рядом с вашей…

В этот миг раздался глухой удар. Услышав его, француз выпучил глаза.

– Вот видите… – сказал Ян.

– Сюда! – приказал человек в ночной рубашке и вооружился шпагой. Затем торопливо открыл сундук и вытащил оттуда пистолет. – Умеете с этим обращаться? – спросил он Яна.

– Да, – ответил тот, схватив оружие.

Француз с грохотом распахнул дверь. Они с Яном выскочили в коридор как раз в тот момент, когда два человека и в самом деле вламывались в соседний номер. Девица пронзительно взвизгнула.

– Ха, ребятки! – крикнул усач, ткнув в их сторону шпагой. – Попались!

Ближайший к двери бандит попытался удрать. Усач сделал выпад и пропорол ему бок. Тот заорал.

– Еще один шаг – и насажу как на вертел!

Ян с пистолетом в правой руке и сумкой в левой бросился к комнате Бриджмена. Дверь открылась, и на пороге появился бандит, приставленный сторожить англичанина.

– Да что тут у вас? – пробормотал он.

Тут он заметил Яна, нацелившего на него пистолет, человека со шпагой, девицу и своего сообщника, со стонами истекающего кровью. Бандит отпрянул и кинулся бежать по коридору. Ян прицелился и выстрелил ему в ноги. Вор рухнул, заорав от боли. Ян перепрыгнул через него и ворвался в комнату Бриджмена. Освободил другу запястья и сунул ему в руки сумку, потом опять выскочил в коридор. Девица тем временем попыталась улизнуть. Ян нагнал ее в два прыжка.

– Сюда, красотка! – сказал он, схватив ее за руку, и, не обращая внимания на всхлипывания, грубо втолкнул в свою комнату.

Из трех разбойников невредимым остался один-единственный, тот, кто первым проник в комнату Яна.

Появился растерянный Бриджмен. Переполошенные криками и грохотом, сбежались и слуги, и хозяева гостиницы. За ними, бормоча проклятия, притащился еще какой-то постоялец.

– Господа, – торжественно объявил человек со шпагой, приняв воинственный вид и явно не сознавая, что, несмотря на шпагу в руке, оставался в ночной рубашке и колпаке, – я королевский офицер, возглавляю сбор налогов в Аквитании, а этих негодяев ждет виселица или галеры. Мадам, – обратился он к хозяйке, – прошу принести веревки.

– Этот человек ранен, – сказал Ян, указывая на вора с простреленной ногой. – Христианское милосердие требует оказать ему помощь, прежде чем судить.

– Вы правы, мой мальчик, – сказал сборщик налогов. – Он будет повешен, когда выздоровеет. Пусть позовут цирюльника.

«Опять та же сцена, что тогда у Бриджмена, – подумал Ян, пораженный сходством, – с той только разницей, что теперь на одно действующее лицо больше».