— Брешешь, собачий сын! — крикнул он.

— Да ведь бают, — испугался Калачев, — люди ложь, и я тож. Я-то не видел!

Князь успокоился:

— А с ней что? С Натальей?

— Да и ее, надо быть, убили, голубушку! Всех били. Деток малых и тех!

Князь закрыл лицо руками и опустил голову на стол. Калачев стоял в тревожном ожидании. Наконец Прилуков поднял голову.

— До другого наказа, — сказал он, — быть тебе тут воеводою. Собери приказных себе, стрельцов. Суди мятежников строго, но праведно. С каждого допрос снимай.

Калачев упал в ноги, не помня себя от радости.

— Батюшки, за что такая милость?

Князь усмехнулся:

— На безлюдье и Фомка дворянин! — сказал он. — Иди, а я объявку сделаю!

Он объявил народу о назначении Калачева временным воеводою.

В тот же день начались допросы и казни, и вокруг Саратова, словно грибы после дождя, вырастали виселицы. Отряды князя поехали в разъезды.

А сам князь в первое время словно обезумел. Он не ел, не пил и, сидя на лавке, уныло глядел перед собою, не в силах собраться с мыслями.

Убита! Замучена! Может, и опозорена…

Та надежда, смутная, как бледный свет, пробивающийся сквозь тучи, которая влекла его из Казани, которая давала ему жизнь, силы, энергию, угасла и с нею угас и всякий интерес к жизни. Словно надвинулась гробовая крышка и захлопнулась наглухо, и нет ему уже ни радости, ни света, ни спасения.

Дышло смотрел на него и убивался.

— Батюшка князь, да с чего ты это? — говорил он ему. — Смотри, сколько мы делов наделали. Государь отличит тебя. Вот сам увидишь!

Князь слабо махнул рукою.

— Чего махать-то? Дальше идтить надоть! Князья-то, чай, тоже не дремали. Гляди, все к Пензе подобрались, а мы тута!

— Пойдем, пойдем! — вяло ответил князь.

— Диво, да и все! — бормотал Дышло, разводя руками. — Допрежь что сокол был, а теперя… на!

В домике отца Никодима царили страх и уныние.

Марковна едва оправилась от испуга, отец Никодим с трудом разгибал старую спину, бедный Викеша с разрубленным плечом стонал и метался на той самой постели, где лежала ранее Наташа.

Но все они забывали о своих недугах и потрясениях, сокрушаясь об участи Наташи, к которой привязались со старческой бескорыстной преданностью.

Попадья плакала неустанно.

— Девка горемычная! — стонала она. — Матушки не знала, отца с братцем разбойник замучил и теперь, поди, над нею глумится! Ох, горькая! Лучше бы умереть ей в одночасье!

— Не греши, Марковна, не греши! — останавливал ее отец Никодим. — Господь ведет праведных путями неисповедимыми, и николи не знаешь, что во спасение, что на погибель…

— О-ох, — стонал Викеша, — сабля разбойника на погибель, чую, отец!

— Не греши! Телу в погибель, душе во спасение. Да пожди! Может, и выздоровеешь!..

В день новой присяги он вышел на площадь с крестом и вернулся домой в первый раз улыбаясь.

— Марковна, Викеша!. - сказал он. — А как Наташа-то того князя звала, из Казани?

— Прилуков, о-ох! — простонал Викеша.

— А что? — спросила Марковна.

— То, — ответил отец Никодим, — что здесь он! Пришел с воинами и спас град наш!

— Что же? — не понимая, повторила Марковна.

— Да к тому ж дознал я нонче, куда этот антихрист с голубкою ускакал. Пойду к князю, и он сейчас погоню нарядит. На том поклонюсь!

Марковна встрепенулась.

— Иди, иди, отец, скорей! — заговорила она. — Бог просветил тебя! Иди! Может, он выручит ее чистою, непорочною. А не пошлет того Господь, все же из рук разбойницких вырвет. В монастырь голубонька уйдет.

— Так и я думал, Марковна, — ответил Никодим. — Вот поснедаем, поспим, да и пойду, благословясь. Так-то-сь!

Марковна ожила, даже 'Викеша перестал стонать и слабо улыбался.

— Вернется голубка наша! — тихо сказал он.

Встав с послеобеденного сна, отец Никодим надел рясу, взял в руки палку и пошел к воеводскому дому.

— Скажи князю, что видеть надобно, — сказал он стрельцу в сенях.

Стрелец вышел и вернулся, зовя Никодима в горницу.

Князь сидел, опершись головой на руку. При виде отца Никодима он встал и подошел под его благословение.

— Что скажешь, отче? — спросил он. — Разграбили животишки твои?

— Не о том, княже, — ответил отец Никодим, — вор нашу голубку скрал. Приютили мы у себя Наталью, дочь Лукоперова…

Словно невидимая сила подбросила князя. Глаза его вдруг вспыхнули. Он весь дрожал.

— Кого? Кого, ты сказал?

— Наталью Лукоперову, князь! — ответил отец Никодим и рассказал все, начиная от знакомства с нею, ее выздоровление, исповедь и наконец увоз ее против воли Васькой Чуксановым.

— А дознал я, что все они на Пензу поскакали, — прибавил он.

Лицо князя пылало, как заря.

— Так она про меня вспоминала?

— Один, говорит, защитил бы меня, сироту. Да он, слышь, в Казани!

— Дышло! — закричал князь. — Дышло ко мне позвать да двух сотников! Скоро!

Стрелец побежал исполнять приказ. Князь нетерпеливо ходил по горнице.

— Жив не буду, — говорил он, — ее выручу! А того Ваську… — он только сжал кулаки и потряс ими.

— Не бойсь, отче! Вызволю я тебе голубицу твою и тебя, и Викешу твово награжу за все добро!

— Ее только вырви от злого коршуна!

— Иди, иди с Богом и жди! — уверенно сказал ему князь. В это время в горницу вошли Дышло и сотники. — Готовь коней, Дышло, — приказал князь, — сейчас в погоню пойдем.

— Вот так здорово! — радостно воскликнул Дышло и побежал во двор.

— Готовьтесь! — сказал князь сотникам. — Сейчас я с вами в поход! Обе сотни соберите!

Потом он прошел к воеводе, поручил ему стрелецкого тысячника со стрельцами и вечером уже с двумя сотнями казаков скакал на Пензу.

Они скакали без отдыха часов шесть и наконец сделали привал.

Ночь была тихая, лунная. Князь не мог уснуть и, взойдя на холм, с тоскою думал о страшной участи своей невесты.

Выручить! А что, если выручит он ее, чтобы в монастырь везти?.. При этой мысли кровь холодела в нем от страха. Он упал на колени.

'Господи! — молился он. — Будь защитником сироты от разбойника. Допусти мне радость видеть ее непорочною, и, клятву даю, в честь Девы Непорочной у себя в вотчине церковь поставлю'.

Он поднялся с земли и вдруг вдали зорким глазом заметил четырех всадников. Нет, пять…

Только пятый не сидел, а лежал на коне, перекинутый через седло.

Сердце его вздрогнуло предчувствием. Неужели это Бог послал ему по молитве?