протиснулся Минго — продолговатый обрубок незримого тепла. Потолок стал чуточку выше — и опять начал снижаться. Трудно сказать, поднимались они или нет. Продвижение вперед перешло в иное качество — поршневое натужное проталкивание собственных костей сквозь массу черного вещества.
— Мы, вроде, поднимаемся, — да, Пирс?
— Вроде, да.
— По воде идем?
— Нет, из воды мы вышли. Осторожней, здесь опять низко.
Дьюкейн передвигался «треногой», опираясь одной рукой об устланное галькой дно туннеля. Неожиданно он уперся головой в Пирсову спину. Пирс, кажется, стоял на коленях.
— В чем дело?
— Дальше хода нет.
— Проверь, ощупай все кругом, — сказал Дьюкейн.
Он вытянул руки, оглаживая твердые влажные глыбы обступающего их мрака.
— Пустой номер, — незнакомым, спокойным голосом сказал Пирс. — Это тупик.
Его спокойствие прозвучало финальным аккордом отчаяния.
Дьюкейн сказал:
— Подадим немного назад. Не могу, когда мне давит на загривок весь этот камень.
Уж если умирать, так лучше стоя, подумал он. Пятясь назад и выпрямляясь, он чувствовал, как движется под ногами галька. Вода догнала их.
— Тут она будет подниматься очень быстро, — сказал Пирс. — Боюсь, нам крышка.
У него вырвался протяжный сдавленный стон. Этот надрывный за душу звук красноречивее всяких слов сказал Дьюкейну о том, что их ожидает. Он начал было говорить что-то, обращаясь скорее к самому себе, но в этот миг случилось нечто невероятное, что пронизало глухую оболочку темноты, тяжелого влажного камня и шумной воды. Пронзило, точно луч света. Однако то был не свет. То был запах белых ромашек.
— Пирс, здесь воздух чище, — я чувствую, как сверху проходит воздух! Может быть, сквозь какую-то трещину, расселину, по которой мы могли бы забраться наверх…
Наталкиваясь друг на друга, подняв руки над головой, они ощупывали скальный монолит. Дьюкейн больше не чувствовал своих рук, они сделались уплотнением в темноте — уплотнением, лишенным пальцев. Тело его сотрясала неудержимая дрожь, сопровождаемая свистящим хрипом, который, как он понимал, издавал он сам.
— Что-то действительно имеется, — раздался рядом голос Пирса.
Руки Дьюкейна нашарили отверстие. В воздухе ощущалось легкое дуновение.
— Пролезть хватит места?
— По-моему, да. Побудьте минуту там, где стоите.
Под боком вместо Пирса образовалась пустота. Послышалась негромкая возня, кряхтенье, — и торжествующий голос Пирса наверху.
— Я влез! Здесь есть карниз, по крайней мере! Есть ли проход дальше, не знаю.
— Ноги хотя бы найдется куда ставить? Как ты умудрился?..
— Погодите, я спускаюсь. Вы отодвиньтесь в сторонку.
Раздался шум скольжения и рядом, схватив его за плечо, тяжело шлепнулся Пирс.
— Как тебе удалось залезть?
— Это расщелина. Можно напрячься, упереться плечами в стенку с одной стороны, ногами — с другой. Она идет наискось под углом градусов шестьдесят, так что это нетрудно. Подтянуться, сесть на край отверстия — и вы внутри. Единственное — там жутко скользко. Я сейчас втащу туда Минго.
Я не смогу, думал Дьюкейн. Этот фокус не удавался ему даже в детстве. А уж теперь, без привычки, обессиленному, окостенелому от холода… Он сказал:
— С Минго тебе туда не забраться. Сорвешься, сломаешь ногу. Минго нам придется оставить.
Минго — и меня, прибавил он мысленно.
— Я Минго оставлять не собираюсь, — ломким голосом сказал Пирс. — Буду толкать его перед собой. Вы только помогите подсадить его в эту дыру. Давайте сюда руку — нащупали?
Они в четыре руки приподняли тяжелого, теплого, мокрого пса к краю отверстия. К счастью, Минго было не привыкать, что его постоянно таскают повсюду, словно куль с овсом.
— Подтолкните его, дальше он заскользит сам. Теперь влезу я. Придержите меня сзади — вот так, правильно, — сильно не напирайте, просто постойте здесь на случай, если мы скатимся обратно.
Пыхтящая в усилии масса подалась вперед, Дьюкейн почувствовал на мгновение, как напружилось натянутой тетивой мальчишеское тело — и его ладонь, подпирающая Пирса, повисла в воздухе. На какое-то время — тишина. Затем — голос Пирса:
— Мы влезли! Едва-едва — ух, до чего ж он тяжеленный… Тихо, Минго, лежать! Не знаю, как мы тут все… черт, места, кажется, маловато. Теперь поднимайтесь вы, — можете?
Дьюкейн примостился на край черной дыры — не чернее, впрочем, нежели окружающий воздух — и, с чувством, что производит впустую ритуальные движения, начал медленно сгибать колени, покуда не уперся ногами в противоположную стенку. Даже это стоило ему невероятных усилий. Он так и остался сидеть в этом положении. Хотя бы на попытку влезть наверх уже не осталось сил. Он повозил спиной по осклизлому камню. Никакой крепости в его теле не было.
Прямо под ним мощно и размеренно накатывала вода, с грохотом волоча взад-вперед по дну гальку. Глухие всплески внизу слились в нестройный гул. Но до Дьюкейна с трудом доходили эти звуки, ему трудно было определить, не в голове ли у него стоит этот шум. А может, подумалось ему, пускай сама вода вынесет меня наверх по стволу шахты? Да нет. Вода ворвется в такую узкую косую щель как бешеная, а потом отхлынет назад. Все, что окажется в этом тесном пространстве, разнесет на куски.
— Ну что, Джон? — донесся сверху нетерпеливый голос Пирса.
— У меня не получится, — сказал Дьюкейн.
—
— Не могу, Пирс. Сил не хватает. Ты не волнуйся. В нужный момент меня поднимет наверх приливом.
— Вы с ума сошли! Поберегитесь, я спускаюсь.
Скованный холодом, Дьюкейн не успел посторониться вовремя. Пирс съехал вниз, спихнув его с края скважины на колени в прибывающую воду.
— Виноват! Ах, дьявол… Можно бы попытаться толкать вас сзади, но мне и с Минго-то это насилу удалось. Господи, что же делать? Что бы мне догадаться захватить с собой веревку… Да кто же знал…
Дьюкейну удалось встать на ноги. Еще немного, думал он, и я не выдержу. Что именно у него не выдержит — ум или тело, — он не знал. И ум, и тело к этому времени полностью растворились в темноте и острой леденящей боли. Я должен сделать все возможное, чтобы выжить, мысленно приказал он себе. И, прислонясь спиной к камню, раздельно, медленно сказал вслух:
— Веревку, Пирс, связать бы… Из одежды.
— Да, конечно! Скорей! Вы раздеться сможете? Нейлоновые майки, трусы, — разорвать их на полоски…
— Я и так раздет, милый мой. Рвать придется тебе. Вот, держи.
Дьюкейн неловко стащил с себя майку и трусы. Он, кажется, утратил представление о строении собственного тела, и определять расположение его частей приходилось на ощупь. Безудержная дрожь била его все сильней.
— Нет, дайте я сперва разорву свои. Тьфу ты, никак не рвется! Я, видно, теряю силы…
— Ты надрывай сначала вдоль бокового шва, — сказал Дьюкейн. — Только не урони ничего, ради бога, нам потом не найти… Давай, я подержу за один конец, а ты тяни за другой — ну, тяни! — Раздался слабый звук рвущейся ткани. — Хорошо, молодец, теперь трусы, — ну! Думаешь, хватит? Оно еще растянется, понятно. Связать вместе сумеешь? Рифовым узлом?
— Руки не слушаются, — отозвался Пирс, чуть не плача.
