достоверны.

Джози и Даниэль переглянулись, подумав об одном и том же, ведь совсем недавно сами обсуждали этот вопрос. Потом девушка перевела взгляд обратно на офицера:

— Даже национальные вооруженные силы этого не гарантируют, но ведь до сих пор никто не отменил ни одного призыва.

Твердые губы детектива насмешливо изогнулись:

— Очко в вашу пользу, мисс. Но факты говорят, что в лагере вашего отца все-таки прошли подготовку несколько боевиков-террористов. И как мне думается, эти люди отнюдь не дураки и, безусловно, не заинтересованы в том, чтобы в картотеке школы остались хоть какие-то записи об их обучении, — сказав это, детектив красноречивым жестом помахал листком бумаги перед лицом Джози.

— Значит, вы полагаете, они сравняли лагерь с землей, пытались убить отца и ворвались в мой дом только затем, чтобы никто не узнал, какие спецкурсы им преподавали? — недоверчиво спросила Джози.

Детектив пожал плечами с видом человека, давно смирившегося с подобным положением вещей и бесконечно утомленного тяжелым грузом знаний о несовершенстве человеческой натуры:

— В данный момент мы с вами говорим о фанатиках, мисс. О людях такого сорта, что, не задумываясь, взорвут даже начальную школу, если она будет угрожать осуществлению их планов.

Хотвайр уже отправился встречать Клер после занятий, а Джози все еще отрешенно обдумывала, подозревал ли отец, что в лагере обучались будущие террористы, и могло ли это в конечном итоге стать причиной нападения? Местная полиция разогнала репортеров, но самые настырные вернулись, продолжая досаждать своим присутствием, правда, уже на тротуаре.

Они попытались было снова расположиться на лужайке, но вынуждены были отступить, после того как к ним вышел Даниэль и застыл в угрожающем безмолвии, излучая гнев каждой клеточкой мощного тела. Выиграв это противостояние, мужчина вернулся в дом и занялся изучением новой порции распечаток, которые Джози сделала чуть раньше, несмотря на недвусмысленное указание детектива прекратить расследование, предоставив его официальным властям.

Хотя Стоун и изъял у нее флэш-карту, потребовать, чтобы она удалила базу, предусмотрительно скопированную на ноутбук Хотвайра, детектив все же не мог. Да и Джози об этом благоразумно помалкивала.

Сейчас девушка пыталась вычислить «мертвые души», данными которых мог воспользоваться отец, создавая себе легенду. Эти поиски потребовали кропотливого изучения огромного количества информации, но пока положительного результата она не получила. Правда, Джози была полна решимости перелопатить хоть все телефонные книги каждого крупного округа в США, только бы это помогло отыскать отца.

Проверив электронную почту, Джози увидела, что ей поступило сообщение, посланное автоматической системой рассылки одной из тех баз данных, куда она отправляла запросы. В нем говорилось о сделке с недвижимостью, которая была проведена пять лет назад в пустынном районе Невады, на имя Эндрю Тэйлора — сослуживца отца по Вьетнаму. Этот мужчина, согласно дневникам, был мертв уже почти десять лет. Окрыленная успехом, девушка задала новые параметры поиска, ограничившись на этот раз конкретным именем и местностью, прилегающей к району, указанному в письме, и получила еще кое- какие любопытные сведения.

Джози аккуратно переписала полученную информацию, и впервые с тех пор, как отец исчез из больничной палаты, вздохнула с облегчением, даже несмотря на то, что его память по-прежнему оставалась для нее под вопросом.

— Мне тридцать два.

Джози так увлеклась, что даже вздрогнула, услышав голос Даниэля позади себя. Она крутанулась на стуле, ее пульс участился:

— Что?

Мужчина стоял, скрестив руки на груди и небрежно привалившись к дверному косяку, а его иссиня- черные волосы подчеркивали мужественные черты лица.

— Мне тридцать два года, — повторил Даниэль.

— А мне двадцать шесть. И что дальше?

— А то, что все остальные уверены, что мне уже тридцать четыре.

— Все?

— Да, кроме старшины Корделла.

— Почему?

— Потому что именно так я всем и сказал.

— О?!

Это она сошла с ума или он? Большинство людей врали о возрасте, чтобы прослыть моложе, чем были на самом деле, но уж никак не старше.

— Я завербовался в армию, как только мне исполнилось шестнадцать, поэтому, чтобы меня взяли, пришлось солгать. И, в отличие от тебя, я мастерски лгу. У меня большая практика.

Джози была не вполне уверена, что правильно понимает его слова:

— Но твое свидетельство о рождении…

— Подделка.

— Я так полагаю, ты хочешь мне что-то сказать, но не совсем понимаю, что именно.

Каждая черточка лица Даниэля буквально источала дикое напряжение, которое ему удавалось пока держать под контролем.

— Я сбежал из дома в шестнадцать лет, потому что отец избивал меня всякий раз, когда приходил в ярость. Выпивка делала его особенно жестоким, а пил он все больше и больше.

Даниэль как-то сказал, что его мать умерла. Может, отец топил свое горе в вине. Некоторые мужчины так поступали.

— Твоя мама тогда уже умерла?

— Нет. Но сбежал я из-за нее.

Джози ощутила, как от нехороших предчувствий ее желудок словно завязался в тугой узел:

— Почему?

— Они все время спорили из-за меня. Мама хотела, чтобы я пошел в колледж, добился чего-то в жизни. А отец от этого приходил в ярость. Упрекал ее, дескать, она считает его неудачником, потому что у него самого нет образования. — Даниэль оттолкнулся от косяка и прошел в комнату, во всей его фигуре чувствовалось возросшее напряжение. — Гром вырос в резервации. Он был приверженцем старых традиций, занимался народным промыслом и, чтобы хватало на жизнь, продавал свои работы заезжим туристам в местной сувенирной лавке.

— Твоя мама была этим недовольна?

На какие-то доли секунды черты лица Даниэля исказилось, а потом снова разгладились, сложившись в привычную непроницаемую маску.

— Не совсем так, ведь она попала в резервацию в шестнадцать лет, когда с ее родителями произошел несчастный случай — они погибли на морской прогулке. Поэтому ей и пришлось перебраться к моему прадеду.

— Там они и познакомились?

— Да. Мать никогда не жаловалась на свою жизнь, но хотела, чтобы я повидал мир за пределами резервации. Она верила, что место, где родился человек, не должно предопределять его судьбу.

Как это было знакомо Джози, ведь и она сама боролась за то же самое. То, что она родилась дочерью военного, еще не делало ее саму солдатом.

— Умная леди.

— Не слишком-то и умная, раз не ушла от него. Отец говорил, будто бы мама хотела, чтобы я отрекся от своих корней и уехал из резервации потому, что, мол, наш образ жизни не был достаточно хорош для нее. И всякий раз, когда он напивался, одними криками и обвинениями дело не заканчивалось.

— Он бил ее?

— Иногда только орал, а порой вопил до тех пор, пока полностью не срывал голос и тогда набрасывался на маму. У него всегда был вспыльчивый характер, но все же главным образом это моя вина.