танцуют, и даже самые отъявленные жулики и самые трудолюбивые милиционеры…

– Ох, Антонина Сергеевна, Антонина Сергеевна! – вздохнул Барсуков. – Вашими бы устами да мед пить! Только жизнь такая вредная штука, что все получается не так, как нам хотелось бы! И как раз на Новый год происходит очень много квартирных и прочих краж. Преступники ловко вычисляют пустые квартиры по темным окнам.

– Хорошо, вы меня убедили. – Антонина с досадой махнула рукой. – Но хотя бы на часок заглянете старый год проводить, новый – встретить?..

– А это обязательно! И возможно, даже не на часок, а чуть больше. Единственно, не заставляйте меня влезать в какой-то маскарадный костюм!

– Ладно, по рукам! – улыбнулась Антонина и подмигнула Людмиле. – Сделаем на этот раз исключение, но при условии, что потом проводите Людмилу Алексеевну домой. А то дорога дальняя, вдруг заблудится…

– Антонина, – рассердилась Людмила, – что за глупые шутки? При чем тут Денис Максимович? Ты ведь прекрасно знаешь, что приезжает Вадим и на бал-маскарад я не пойду!

– Этот твой Вадим уже который год только языком тренькает, – недовольно прошипела Антонина и произнесла уже более громко: – Не выдумывай, приедет не приедет, это его личное дело, а твое дело готовиться к Новому году. А то смотри, прогуляться лунной ночью, да еще рядом с интересным мужчиной, много желающих найдется. Правда, Денис Максимович?

Людмила сверкнула на подругу глазами и подозрительно вежливо справилась:

– Ты имеешь в виду, что намечается еще целый взвод желающих, чтобы их проводил до дома лично товарищ подполковник? Так вот учти, Тонечка, я сама решаю, кого выбрать в провожатые. – И совсем уж насмешливо добавила: – Не хватало мне, чтобы меня милиция через все село сопровождала, пусть лучше своими непосредственные делами занимаются, больше пользы будет!

Барсуков резко повернулся к ним, смерил Людмилу откровенно яростным взглядом и столь же резко, не вымолвив ни слова, отвернулся. Антонина молча поднесла кулак к носу подруги. Но та оттолкнула ее руку и, откинувшись головой на спинку сиденья, закрыла глаза. Так было легче держать себя в руках, а ей очень хотелось выругать Тоньку последними словами. Хлебом не корми, дай все испортить! Как ей теперь смотреть в глаза Барсукову после столь откровенных Тонькиных высказываний?

Тонька в ответ на многозначительный взгляд Сергея в зеркальце над головой водителя лишь огорченно покачала головой и что-то прошептала одними губами. Кавалерийская атака на сей раз с треском провалилась, но она не теряла присутствия духа. Приучить двух упрямцев к мысли, что им не прожить друг без друга, становилось теперь делом чести. И хотя она впервые в жизни столкнулась со столь явным противодействием, отказываться от задуманного не собиралась…

…А укатанная колесами автомобилей дорога по-прежнему резво бежала им навстречу, пока огни Вознесенского не заполнили весь горизонт.

За горами тихо угасала вечерняя заря. Красное полотно на западе потускнело, сделалось сперва темно-малиновым, потом алым, а все высокое просторное небо над хребтом, над таежными увалами, дальше которых лежали такие же просторные, как небо, хакасские степи, – все бесконечное небо за каких-то полчаса превратилось из голубого в зеленое, потом в иссиня-черное, и на этом темном фоне, словно на негативе, проявились белые вершины, отливавшие серебром в свете восходящей над миром луны. Наступила ночь.

И все вдруг увиделось по-иному: загадочно и дико. От одного взгляда на недоступные, равнодушные вершины, над которыми опустилось черное небо, становилось холодно и жутковато.

Людмила зябко поежилась и вернулась в дом. Славка с приятелями ушли в лыжный поход и Новый год будут встречать в таежной избушке, а то и возле костра. До праздника оставалось два дня, но обычное для такой поры волнение в предчувствии чего-то неожиданного, долгожданного оставило ее сегодня утром, когда она попрощалась с делегацией американских экологов и с женихом, который, вопреки обещаниям, в очередной раз подтвердил опасения Антонины. Он не смог оставить без внимания Лайзу Коушелл и ее коллег, которые сегодня отправились с визитом в соседнюю республику, выразив сильнейшее желание, чтобы в этой поездке их сопровождал именно Вадим, Вадим Павлович Шатунов, таким уж он показался им милым, обходительным и знающим свое дело молодым русским ученым.

Американцы пробыли в Вознесенском три дня, и Людмиле лишь дважды удалось поговорить с Вадимом один на один. Ночевать в ее доме он наотрез отказался, объясняя тем, что вечерами американцы особенно нуждаются в нем. Переводчица, прибывшая с делегацией, не справляется с потоком документов по заповеднику, которые американцы изучают, чтобы определиться с решением, достоин ли проект того, чтобы принять его к рассмотрению. И если бы не его, Вадима, помощь, бедная Лайза не спала бы все ночи напролет.

Толстая, краснощекая Лайза совсем не походила на девицу, чрезмерно утомленную ночными бдениями над бумагами. Она громко хохотала по каждому поводу и столь же громко ругалась, когда кто-то из членов делегации опаздывал к завтраку или ужину. В остальное время она была очень даже дружелюбной и приветливой особой и могла бы понравиться Людмиле, если бы не одно обстоятельство: она ни на секунду не отпускала Вадима от себя. И он, похоже, этим нисколько не тяготился и был весьма рад столь явному вниманию со стороны Almighty Lizy[3], как без всякого стеснения именовала она саму себя.

И с этим определением способностей и возможностей Лайзы Людмила вынуждена была согласиться. С папиными миллионами за плечами легко чувствовать себя вершительницей и разрушительницей чужих судеб. И в какой-то момент ей даже стало жалко Вадима. Людмила отметила его чрезмерную суетливость и слегка виноватую улыбку на губах: жених одновременно побаивался Лайзу и стыдился своей робости и неожиданного, пускай по мелочам, угодничества перед богатой американкой.

Вечером накануне отъезда Вадим зашел к Людмиле в кабинет, присел рядом на стул и сообщил, что и на этот раз им не удастся провести Новый год вместе.

– Пойми меня, дорогая. – Он взял ее руку, на мгновение прижал к губам, ласково улыбнулся. – В наших условиях очень трудно получить признательность от зарубежных коллег. Знакомство с Лайзой может принести определенную выгоду, и не только мне одному.

– Я это заметила, Вадик, – улыбнулась Людмила. – Кажется, Лайза имеет в виду и собственную выгоду. Ты так мило за ней ухаживаешь, что она даже по нашему морозу без шапки бегает. В таком случае говорят: любовь греет! Чья только, не твоя ли?

– Не язви, дорогая! – Вадим удивленно приподнял бровь и даже снял очки. – Неужели ты меня ревнуешь? Я знаком с Лайзой чуть больше недели, и наши отношения строятся лишь на деловой основе.

– Слава богу, Вадик, – совсем уж ласково посмотрела на него Людмила. – Я совершенно не сомневаюсь в том, что ваши отношения строятся именно на этой основе и Лайза смотрит на тебя влюбленными глазами исключительно из деловых соображений.

– Ты решила поссориться со мной? – Вадим поджал губы и вновь надел очки. – Я ведь не анализирую и не подвожу базу под твои отношения с соседями, которых ты, по слухам, взяла под свое покровительство.

– Я не скрываю этого, дорогой, и учти: выгоды для себя никакой не ищу.

– Я этому не удивляюсь, но мне неприятно узнавать от посторонних людей, что ты водишь знакомство с ментами. Что может быть общего у тебя, научного работника, с тупым и ограниченным милиционером?

– Вадим, – Людмила встала со стула и сверху вниз посмотрела на жениха, – прошу тебя, выбирай выражения. Не дай бог кто-то позарится на твою дубленку, кого ты позовешь на помощь в первую очередь? Уверена, не Лайзу Коушелл, а тупого мента…

– Деньги за дубленку я тебе верну, и в самое ближайшее время. – Вадим тоже поднялся на ноги. – Могла бы и не намекать об этом, да еще таким образом. – Он окинул ее взглядом и презрительно усмехнулся. – А у тебя хорошо получается милицию защищать. Не зря в ментовских подружках числишься! – Он перехватил занесенную для пощечины руку невесты и отбросил ее в сторону. – На местных поклонниках тренируйся! А я в подобные игры не играю! – Вадим нахлобучил на голову шапку, застегнул дубленку и, не попрощавшись, вышел.