Уголь, медь и золото — а ветры так и жгут, — Распластались недра, пртаились — ждут. * * * Перламутром синим светит ночью край, Перламутром красным светятся утра. Спозаранья слышно, как гремят в тайге Взрывы динамитные вблизи и вдалеке. Там тоску срубают, как старинный бор, Там звенит-гудит уверенный топор. Ну, и так далее, как говаривал Багрицкий, внезапно обрывая чтение стихов.
У Любови Вассерман те же мотивы — беспросветное прошлое и наконец-то обретенный сияющий дом.
Несется поезд вдаль, борясь с ночною тьмой. Звезда уже горит рассветным перламутром. Летит состав туда, где новый город мой, Где в сопках над тайгой широко всходит утро. И все прозрачней высь, путь краше и ясней. Мелькает ширь степей, байкальские тоннели… Встает моя страна в сплошной голубизне, И струи мчит Амур у пограничных елей. Среди зеленых рощ, среди долин и гор Стремглав летит состав… И за оконным светом В последний раз моих воспоминаний скорбь Всплывает, как туман, дробясь в лучах рассвета. В пути еще, минуя Речной изгиб у Вятки, Я вспомнила внезапно Мрак нашей жалкой хатки. И с ней местечко в Польше — Как ветхое кладбище. Я провела в нем детство Без крова и без пищи. Кляня и кровь погромов, И черные руины, Оттуда я бежала Под небо Палестины. Но здесь все тот же голод Грозил своим оскалом. И воспаленным взором Я жадно путь искала. С толпою демонстрантов — Тот путь мой был суровым. Тюрьма глухая стала Моим невольным кровом. Но дух мой не был сломлен — И снова я бежала… Теперь передо мною — Огни Биробиджана. Приводит путь мой к счастью — С трудом и звонким пеньем. И юность расцветает Вторым моим цветеньем. В раскрытое окно кропят росой кусты И свежестью ветвей, расставшихся с дремотой. Как дни мои опять, пройдя сквозь ночь, листы Горят, озарены рассветной позолотой. За маревом тайги и голубых дымов Уже несет Бира течение сквозное. Над нею город мой растет грядой домов, И солнце льет лучи сверкающего зноя. За любовь к этому дому она и получила свои десять лет. Вот то самое роковое стихотворение из следственного дела в более безопасной, книжной редакции времен перестройки.
Хочу, чтоб знали все, всем рассказать хочу: Биробиджан — мой дом, душой к нему лечу. К вам, пахари, творцы, строители дорог: Не где-то — только здесь Любви моей исток. Я среди вас, друзья, трудилась и жила, Писала по ночам, костры утрами жгла И по ночам опять писала о тебе, Мой город у Биры, единственный в судьбе! Так шел за годом год, и не забыть вовек: Болотам и тайге не сдался человек. И вырос у Биры наш светлый добрый дом, В котором мы с тобой, счастливые, живем! Пусть юность пронеслась, как бирская вода, Но город молодым остался навсегда. И я хочу друзьям напомнить об одном:
