— То есть вы с Мадлен… каждую ночь, когда ты бывал дома?

— Конечно. — Он глотнул еще бурбона. — Но это не важно. Давай не отвлекаться. Я говорю, что ненавидел тебя, а я человек простой. Поэтому я взял голову Джессики и положил рядом с твоей марихуаной. Потом сказал тебе, что надо перепрятать запасы.

— Ты не подумал, что я могу заподозрить тебя?

— Я решил, что ты сломаешься и потонешь в собственном дерьме. Вот так.

— И ты вымазал кровью сиденье в моей машине?

— Да.

— Чья это была кровь?

Он не ответил.

— Джессики?

— Да.

Я уже хотел спросить: «Как ты это сделал?» — но заметил, что его взгляд то фокусируется на чем-то невидимом, то снова расплывается, словно та сцена опять встает у него перед глазами, а он пытается отогнать ее. Мне пришло на ум, что он, наверное, использовал для своей цели голову, но я отбросил эту мысль прежде, чем она начата зрительно оформляться перед моим взором.

— Тогда почему на следующий день ты не взял кровь с сиденья на анализ? — спросил отец.

Ридженси улыбнулся, как кот.

— Никто бы не поверил, — сказал он, — что это я вымазал машину кровью, раз я такой тупой, что позволил тебе смыть ее, а не взял на анализ. Ну кто после этого обвинил бы меня в провокации? — Он кивнул. — В то утро я опасался, что меня прижмут. Теперь это звучит глупо, но тогда я так не считал.

— Ты же терял главное доказательство против Тима.

— Я не хотел его сажать. Я хотел, чтобы он рехнулся.

— Это ты убил Джессику? — спросил я. — Или Пэтти?

— До этого мы дойдем. Не в этом суть. Суть в том, что я не мог без Пэтти, а она все время говорила только о тебе, как она тебя ненавидит да как ты загубил ей жизнь. Сначала я думал: ладно, ты все равно ей не ровня, так чего она тогда ноет? Потом понял. Ей до зарезу надо было угробить мужика. Потому что, когда я не стал трогать тебя, она чуть не угробила меня. Сбежала. Тут я все понял. Она ждала, что я разберусь с тобой. Забуду свои полицейские клятвы и разберусь.

— И ты хорошо потрудился, — сказал Дуги.

— Не то слово. Великолепно. — Он потряс головой. — Детали были хоть куда. Я велел Пэтти взять пистолет, которым и застрелили Джессику, а потом сунуть его обратно в коробку нечищеным. От одного запаха тебя должен был хватить удар. Ты валялся там без памяти, а она подошла к кровати и забрала пистолет.

— Как тебе удалось в ту ночь найти мои фотографии? Пэтти не знала, где они лежат.

Он посмотрел на меня непонимающе.

— Какие фотографии? — спросил он.

Я ему поверил. Мое сердце ухнуло в тесный колодец, выложенный холодным свинцом.

— Я нашел снимки, на которых были отрезаны головы… — начал я объяснять ему.

— Пэтти говорила: пьяный ты черт знает что творишь. Наверно, сам и отрезал.

Я не хотел жить с этой мыслью, но как мог я опровергнуть его?

— А если бы ты резал снимки, — спросил я, — то зачем?

— Я бы не стал. Такое может сделать только ублюдок.

— Но ты сделал. Ты разрезал снимки с Джессикой.

Он отпил еще немного бурбона. Горло его сжал спазм. Он выплюнул бурбон.

— Это правда, — сказал он. — Разрезал.

— Когда? — спросил я.

— Вчера.

— Зачем?

Я подумал, что с ним сейчас случится припадок.

— Я хотел забыть про ее лицо в тот последний раз, — еле выговорил он. — Я должен был вытравить из памяти ее лицо. — Его челюсти скрипели, глаза вылезли на лоб, а мышцы на шее напряглись. Но он вытолкнул из себя вопрос: — Как умерла Пэтти?

Прежде чем я успел ответить, он испустил ужасный стон, поднялся, шагнул к двери и стал биться головой о дверной косяк. Я чувствовал, как дрожит кухня.

Отец подошел к нему сзади, обхватил руками поперек груди и попытался оттащить. Он отбросил моего отца. Отцу было семьдесят. Тем не менее я не мог в это поверить.

Однако это успокоило Ридженси.

— Извини, — сказал он.

— Все нормально, — сказал мой отец, распрощавшись с остатками ложного убеждения в том, что сила никогда не уходит.

Теперь я снова боялся Ридженси. Словно я был обвиняемым, а он — скорбящим мужем жертвы. Я мягко сказал:

— Я не имею к смерти Пэтти никакого отношения.

— Если ты врешь, — сказал он, — я разорву тебя пополам голыми руками.

— Я не знал, что она мертва, пока не увидел в тайнике ее голову.

— Я тоже, — сказал он и заплакал.

Наверное, он не плакал с тех пор, как ему было десять. Звуки, которые он издавал, походили на стук разболтавшейся стиральной машины. Глядя на его горе — куда там моему! — я ощущал себя мальчишкой, подающим в борделе полотенца. Как он любил мою жену!

Однако я понял, что теперь могу спрашивать его о чем угодно. Плачущий, он был беспомощен. Он потерял кормило. С этого мига он будет барахтаться в вопросах.

— Ты вынул из тайника голову Джессики?

Он завращал глазами.

— Нет.

Меня озарила догадка.

— Значит, Пэтти?

Он кивнул.

Я хотел спросить зачем, но он, похоже, не мог говорить. Я не знал, что делать дальше. Вмешался отец.

— Пэтти думала, — сказал он, — что мой сын, как он ни плох, все же не заслужил, чтобы ему подкинули эту голову?

Ридженси помедлил. Затем кивнул.

Как я мог узнать, в этом ли была причина или Пэтти забрала голову, чтобы еще больше меня запутать? Его кивок не убедил меня. Как бы то ни было, он кивнул. Еще я подумал, не собиралась ли Пэтти шантажировать с помощью этой головы своего бывшего мужа Уодли, но и это мне было не суждено выяснить.

— Пэтти попросила, чтобы ты подержал голову у себя? — продолжал отец.

Он кивнул.

— И ты спрятал ее?

Он кивнул.

— А потом Пэтти тебя бросила?

Он кивнул.

— Уехала, — еле выговорил он. — И оставила меня с этой головой.

— И ты решил вернуть ее на старое место?

Ридженси кивнул.

— И тогда, — сказал мой отец очень мягким голосом, — ты обнаружил голову Пэтти. Она тоже была спрятана там.

Ридженси положил ладони на затылок, чтобы помочь себе согнуть шею. Он кивнул.