Они потеряли ее из виду, вот в чем дело. Если бы они ее видели, то обязательно погнались бы за ней бегом. А жертва скрылась. Вот почему они сели в машину.
Калени окликнула двух молодых констеблей, стоявших у машины.
— Эй, вы! — Она ткнула в них пальцем. — А ну, идите сюда!
Молодые люди подошли, смущенно улыбаясь. Калени велела им выйти из ресторана черным ходом, дойти до деревянной двери, которая по-прежнему была заперта на задвижку.
— Только ничего не трогайте!
— Есть, инспектор!
— Когда я скажу: «Марш!» — выбегите через магазин. Бегите через парадную дверь, пока не увидите меня. Спросите парня в фартуке, куда точно они побежали, и бегите точно так же. Поняли?
— Да, инспектор.
— Хорошо. Приготовились!
Калени обошла дом снаружи и приблизилась к деревянной двери. Вскоре с той стороны послышались шаги констеблей на аллейке.
— Вы у самой двери?
— Да.
— Ничего не трогайте! — Калени посмотрела на часы, дождалась, пока секундная стрелка приблизится к отметке «12».
— Готовы?
— Да!
— По моему сигналу… — Она сосчитала от пяти до одного и рявкнула: — Марш!
Констебли рванули в противоположном направлении; шаги гулко отдавались от стен ресторана. Калени следила за стрелкой: пять, десять, пятнадцать, двадцать секунд… И тут двое констеблей завернули за угол. Чтобы добраться до нее, им понадобилось двадцать четыре секунды.
— Ладно. А сейчас бегите по улице вон туда как можно быстрее.
Запыхавшиеся, но старательные констебли посмотрели на нее и рванули с места.
— Нет, погодите!
Они остановились и обернулись. Больше они не улыбались.
— Я еще раз скажу: «Марш!» — сказала инспектор Калени, не сводя взгляда с часов. Дождавшись, пока секундная стрелка снова сделает полный круг, она произвела обратный отсчет и скомандовала: — Марш!
Констебли рванули с места; она поглядывала то на них, то на часы. Молодой человек сказал, что преследователи оттолкнули его. Надо добавить секунду или две. Возможно, они выбежали на улицу и не поняли, куда убежала девушка, остановились, посмотрели направо, налево… Еще две-три секунды.
Проверив, где оказались констебли через двадцать четыре и тридцать секунд, она закричала:
— Хватит!
Но констебли ее не слышали и продолжали бежать. Двое полицейских в форме во всю прыть неслись вниз по длинной улице.
— Эй! — закричала она, и снова безрезультатно.
— Вот болваны, — пробормотала инспектор Калени и сама зашагала по улице, не сводя взгляда с того места, где оказались ее помощники через тридцать секунд.
Рейчел Андерсон слушала вой сирен. Машины неслись всего в двадцати метрах от зарослей бугенвиллеи, в которых она пряталась. Явились за ней, ведь тот молодой человек из ресторана наверняка вызвал полицию. Первая машина остановилась совсем рядом, на углу.
Рейчел затаилась. Она успела вытащить все колючки, но царапины ужасно саднили. Дыхание восстановилось, в прохладе высох пот. Нет, нет, ее не увидят — даже если пройдут по улице, даже если заскочат в сад.
Она выждет до тех пор, пока они не закончат искать. Пока не уедут. Тогда она решит, что делать.
Мбали Калени дошла до перекрестка Аппер-Ориндж и Александра-стрит. Приблизительно здесь ее помощники были через двадцать четыре секунды. Она медленно побрела через дорогу.
Должно быть, девушка повернула сюда, налево, на Александра-стрит. Вот почему преследователи ее не увидели.
Что-то не сходится.
Калени оглядела улицу. Александра-стрит поднимается в гору. Девушка очень устала. Наверху, на Львиной голове, ее видели очень рано — еще не было шести утра. В начале одиннадцатого беглянка очутилась здесь, в Ораньезихте. Она проделала долгий путь. Правда, она двигалась под гору, в центр города. Зачем она повернула сюда, на улицу, которая уводит в противоположную от центра сторону? К тому же усталому человеку подниматься в гору сущий ад.
Но если ты очень боишься и преследователи гонятся за тобой по пятам…
Погруженная в собственные мысли, Калени положила руку на невысокий белый заборчик, за которым стоял единственный с этой стороны улицы одноэтажный особняк в викторианском стиле. Вдали показались два ее горе-помощника. Чему они так радуются, интересно знать?
В квартале отсюда — парк и водохранилище. Если принять за отправную точку ресторан Карлуччи, бежать туда секунд сорок, а то и больше. Хотя… едва ли можно ожидать от усталой, измученной Рейчел Андерсон таких же результатов, как от двух крепких, спортивных констеблей. Значит, девушка, скорее всего, свернула сюда. Или…
Калени оглядела викторианский особняк, посмотрела на заборчик. Все остальные дома на улице скрыты за высоченными бетонными или кирпичными стенами. Значит… Единственный вариант.
Калени заглянула в палисадник и вдруг заметила, что цветы на ближней к забору клумбе примяты. И на земле широкая полоса, как будто кто-то пропахал ее животом. Она сняла темные очки и увидела отпечатки ладоней и следы ног. Следы вели к травяному газону. Калени на глаз прикинула расстояние между заборчиком и следами. Где упадет человек, неудачно перескочивший через забор?
Она зашагала вдоль ограды и, увидев калитку, затрусила к ней — нелепая кургузая фигура с сумкой через плечо, пистолетом на бедре и темными очками в руке.
— Оказывается, я для нее недостаточно белый, — заявил Франсман Деккер, когда Гриссел закончил разговаривать с Вуси.
— Что?! — удивился Гриссел, еще не отошедший после телефонного разговора. — Извини, Франсман, у меня еще четыре сообщения… — Он снова поднес трубку к уху. — Для кого — для Мелинды? — уточнил он.
— «Не могу рассказывать о таком мужчине», — тонким голосом передразнил Деккер.
— Сейчас, сейчас… — Гриссел слушал голосовое сообщение. — Это Джон Африка.
Деккер прошел два шага по коридору и остановился.
— Все дело в том, что я цветной. Поганая ханжа, а еще распевают духовные гимны! — Он покачал головой.
— Снова Джон Африка… — Гриссел тоже покачал головой.
— Уж такие все из себя христиане, — продолжал Деккер.
— Придется перезвонить комиссару, — словно извиняясь, сказал Гриссел. — Та девушка… Она звонила отцу в Америку… Комиссар, это Бенни…
Деккер остановился у двери студии, положил на дверь ладонь, оперся о дверь и склонил голову.
Гриссел то и дело повторял «Да, сэр» и «Нет, сэр». Наконец он произнес:
— Еду. Скоро буду там. — Он снова выключил телефон и обратился к Деккеру: — Значит, она не хочет говорить с тобой, потому что ты — цветной?
— Она не сознается, но, по-моему, дело именно в этом.
— Наплюй. У нее есть выбор: или пригласить адвоката, или требовать, чтобы при допросе присутствовала женщина.
