чувствовала, окрасил ее щеки.

— Если хочешь знать, я искала тебя.

— И что ты собиралась делать потом, когда нашла бы? — вкрадчивым голосом поинтересовался Джейми.

Он был так близко, что Эмма чувствовала, как его дыхание шевелит её волосы. Она отступила на несколько шагов назад, испугавшись, что он снова заключит ее в свои объятиями, еще больше испугавшись, что подчинится его воле.

Она обратила внимание на длинную узкую долину, впервые пытаясь рассмотреть окрестности. Здесь туман не был таким плотным и прижимался ближе к земле, как клочки разорванного кружева.

— Ведь это именно то место, да? — сообразив, прошептала Эмма. — Место, где погибли твои родители?

Ему совсем не обязательно было отвечать. Выражение лица Джейми, точнее, полное отсутствие на нем всякого выражения, рассказало Эмме всё, что она хотела знать.

Пока она убегала от преследования воображаемых привидений, он находился здесь, на этом месте, встретившись с настоящими. Казалось, что на месте такого трагического насилия следовало ожидать неприятных отголосков ярости и ужаса. Но Эмма чувствовала только большую печаль, от которой на сердце появилась невыносимая тяжесть.

— Ты ведь здесь не в первый раз, да? — спросила она.

— Дед впервые привел меня сюда, когда мне было девять лет. Рассказал мне всю трагическую историю. Знаешь, это ведь он их нашел, когда Мэгс, старая няня моей матери, рассказала ему, что в ту ночь, когда они исчезли, они спустились с горы, чтобы сбежать и тайком пожениться. Бедная Мэгс едва не сошла с ума, когда их нашли.

Эмма ощутила вспышку жалости и гнева одновременно, представив, как мальчик Джейми стоял на этом самом месте с падающими на глаза волосами и был вынужден переживать последние отчаянные мгновения жизни своих родителей.

— О чем только думал твой дед? Зачем он возложил такую тяжелую ношу на такие молодые плечи?

— Мой дед — жесткий, но честный человек. — Улыбка, тронувшая губы Джейми, была теплой и одновременной печальной. — Он считает, что нельзя уходить от правды, какой бы неприятной она ни была. Понимаешь, он знает, что правда может убить, но еще он знает, что она может сохранить тебе жизнь. Если мне всю жизнь придется увертываться от стрел Хепберна, то дед хотел, чтобы я знал почему.

— А не могло случиться так, что они просто наткнулись на банду бессердечных грабителей? Когда их нашли, что-нибудь ценное пропало?

— Только одна вещь, — ответил Джейми, и глаза его потемнели. — Ожерелье, которое моя мать всегда носила. Ее мать перед смертью подарила ей это ожерелье, и с тех пор она его никогда не снимала. Но оно было сделано не из золота и не из серебра. Просто ничего не стоящая безделушка, тайно вывезенная из замка одним из наших предков в ту ночь, когда его захватили Хепберны. Никакой ценности ни для кого, кроме Синклеров, оно не представляет.

Эмма, погрузившись в свои мысли, отошла от него на несколько шагов, совершенно забыв, что может топтать то самое место, где его родители испустили свое последнее дыхание.

— Кто-нибудь еще знал их секрет, кроме старой няни? Мог кто-то еще предать их? Кто-то, кто хотел, чтобы вражда продолжалась?

Она повернулась к Джейми. Мужественные черты лица освещал лунный свет, и казалось, будто сам Микеланджело высек это лицо из изящного итальянского мрамора. Он еще никогда не был так красив… или так беспощаден.

— Твой дед был уверен, что граф имел какое-то отношение к их смерти, да? — потрясенным шепотом спросила Эмма. — И ты тоже так думаешь.

— Я знаю, что он скорее увидел бы своего сына мертвым, чем женатым на девушке из клана Синклеров.

— Ты в самом деле считаешь, что граф мог хладнокровно убить твою мать и своего единственного сына?

— Вероятнее всего, их убили. Для выполнения своей грязной работы Хепберн всегда держит кого- нибудь рядом, — горько улыбнулся Джейми. — Он пытается избавиться от меня с того самого дня, как я родился. Старается уничтожить любое доказательство того, что его драгоценный сын совершил глупость, влюбившись в недостойную девушку из клана Синклеров.

Если бы здесь был пень или хотя бы полоска травы, Эмма непременно бы присела, просто чтобы дать отдохнуть своим дрожащим коленям.

Вендетта Джейми против Хепберна велась не из-за жадности и даже не из-за наследства, которого, как он считал, его лишили. Нет, никогда.

Это — вендетта за справедливость. За возмездие. Это месть за кровь, которой пропитана земля у них под ногами.

— Если ты хотел отомстить, тогда почему не застрелил меня в тот день в церкви и покончил бы с этим? — потребовала ответа Эмма и почувствовала, как заболело сердце, словно он выстрелил в нее.

— Он взял кое-что, что принадлежит мне. Поэтому я взял то, что принадлежало ему.

Эмма замерла от изумления. Она поняла, что Джейми говорил не о том, что граф забрал жизнь его матери.

— Ожерелье, — выдохнула она, — Тебе не нужно его золото, да? Тебе нужно ожерелье. Ты хочешь добиться от него признания, что это он убил твоих родителей.

Молчание Джейми было красноречивее всяких слов. Он утверждал, что ожерелье — простая безделушка, не представляющая ценности ни для кого, кроме Синклеров. И это, как предполагала Эмма, не преувеличение, потому что он был готов пожертвовать всем, включая ее, чтобы вернуть его.

— Ты наверняка ждал этого шанса всю свою жизнь. Почему сейчас? — Эмма беспомощно потрясла головой, слова шли прямо из ее разбитого сердца. — Почему я?

— Если бы это было по плечу моему деду, я бы никогда сюда не вернулся. Но когда я приехал, то понял, что у него нет больше силы вести за собой людей. Он умирает, понимаешь. Его время подходит к концу. Все эти двадцать семь лет он жил, зная, что половина людей на этой горе все еще верят, что это рука Синклера совершила эти убийства. Я не позволю, чтобы над ним висела хотя бы тень подозрения. Я должен это сделать, особенно после всего, что он сделал для меня.

— А если граф согласится отдать тебе ожерелье в обмен на меня, если он признается в убийстве твоих родителей, что ты собираешься сделать потом?

— Власти никогда не поверят Синклеру и не арестуют Хепберна. Я думаю, что отнесу ожерелье деду, сяду и буду ждать, когда придет дьявол, чтобы забрать мерзкую душу Хепберна.

— Без твоей помощи? — Эмма никогда не знала, что можно смеяться до боли. — Ты действительно в это веришь?

— Не знаю, — ухмыльнулся Джейми, сохраняя при этом застенчивый вид.

Эмма обхватила себя руками, внезапно прервав смех. Можно было надеяться, что ей под силу соперничать с серебром и золотом, но с этим соперничать невозможно. И не важно, насколько сильно Джейми хочет ее; правду он всегда будет хотеть сильнее. Она всегда будет для него пешкой в шахматной игре.

Впервые за все это время, самообладание подвело Джейми.

— Ты же понимаешь, что граф тоже не будет жить вечно, и я не позволю ему забрать все его тайны с собой в могилу. Возможно, это мой последний шанс узнать, что случилось на этом месте в ту ужасную ночь. Как ты не можешь этого понять, девочка?

Джейми потянулся к ней, но Эмма отшатнулась. Она больше не могла себя обманывать, что в его объятиях может найти укрытие или утешение для себя. Сейчас он представлял для нее намного большую опасность, чем тогда в церкви с пистолетом в руке.

Ей следовало учесть предупреждение, которое он пытался сделать у костра.

Правда действительно может убить человека. Или разбить его сердце.

— Вы совершенно правы, сэр, — холодным тоном заявила Эмма, сжимая зубы, чтобы не выдать дрожи