замолкает ни на минуту. В течение всего ужина она искусно обходит стороной тему Эми, и даже я на некоторое время о ней забываю. Но когда мы пьем кофе, устроившись на диване, уныние снова овладевает мной.
— Может, расскажешь, — предлагает Хлоя, — куда подевался наш Лихой Джек?
Я пожимаю плечами:
— Пропал. Испарился. Ушел в творческий отпуск.
— Когда вернется?
— Если бы я знал… Все изменилось. Ни одно из моих прежних правил уже не действует. — Я с трудом подбираю слова.
— В каком смысле?
— Во всех. Вот женщины. Я думал, что все про них знаю. Думал, что могу влюбить в себя любую.
— А теперь так не думаешь?
— Нет. Я не понимаю их абсолютно.
И я рассказываю о том, как Эми не отвечала на мои звонки, как я торчал у ее дома, про надпись. Даже про то, что я делал вчера, когда Мэтт меня застукал.
— Будут и другие девушки, — убеждает Хлоя, —
На секунду я закрываю глаза и пытаюсь представить эту другую, но вижу только Эми — в слезах стоящую у дороги.
— Мне не нужны другие.
Хлоя закатывает глаза и пихает меня под ребра.
— Ну это ты расчувствовался. Надо смотреть на вещи реально. Всех нас жизнь бьет, но мы встаем и идем дальше. Так уж устроен мир. — Она кладет руку на мою ладонь. — Джек, это нужно пережить. Согласна, непросто, но рано или поздно тебе придется это сделать.
— Хлоя, мне так погано.
Она проводит рукой по моим волосам.
— Я знаю, милый. Знаю. Но ты справишься.
— Не представляю, что мне делать.
Мы молчим. Проходит минута или больше, и Хлоя говорит:
— Я могла бы тебе помочь, если хочешь.
Я поворачиваюсь к ней. Ее лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. — Как? Она подвигается ближе и шепчет:
— Вот так.
Я чувствую, как ее губы прижимаются к моим.
— Не надо, — прошу я и отталкиваю ее. — Я не этого хочу.
Видимо, по выражению моего лица Хлоя понимает, что я не шучу. Она отодвигается, зажигает сигарету и упирается взглядом в темноту.
— Извини, — говорит она, снова поворачиваясь ко мне. Лицо у нее красное.
— Хлоя, мы друзья, — произношу я как можно мягче. — Хорошие друзья, но не более того.
— Я понимаю. Извини, глупо, слишком много выпила. — И будто в подтверждение своих слов она берет стакан и наполняет его до краев.
— Ничего страшного, — искренне отвечаю я. — Считай, что ничего не было.
— Ты ведь действительно любишь ее, да? — спрашивает она, докурив сигарету.
— Да.
— Тогда напиши ей. Расскажи, что ты чувствуешь. Вдруг поможет. В любом случае стоит попытаться.
— Правильно. Напишу сегодня же и завтра отправлю. Все остальные способы я уже испробовал.
Хлоя целует меня в щеку. Потом выпрямляется и с улыбкой качает головой.
— Ни дать ни взять внебрачный сын Бон Джови. Какой же ты на самом деле, Джек Росситер?
Когда я возвращаюсь домой, Мэтт еще не спит. Он сидит на кухне и читает журнал.
— Рано ты, — замечает он, — я думал, вы всю ночь проболтаете.
Сажусь на край стола. Про то, что случилось у Хлои, рассказывать не буду. Незачем Мэтту знать.
— Ужасно устал.
— Вчерашний рок-н-ролл из тебя весь дух выжал?
Я улыбаюсь:
— Прости за вчерашнее. И спасибо, что вправил мне утром мозги.
— Всегда пожалуйста. — Он внимательно смотрит на меня. — А теперь ты в порядке?
Я киваю:
— Не совсем, но со временем все наладится.
— А пока, — заявляет Мэтт, — мы с тобой оторвемся по полной.
— Оторвемся?
— Да, если ты еще помнишь, как это делается. Пойдем куда-нибудь. Повеселимся. Девчонок снимем.
— Честно говоря, Мэтт, меньше всего мне сейчас хочется кого-нибудь снять.
— Да я не о
Я встаю, зеваю.
— Все равно я пас.
— Логично, — соглашается он. — Отсидись до субботы. Но потом тебе не отвертеться. Пойдешь со мной в клуб. Я тебе напомню, что такое веселье.
Поднимаюсь к себе, сажусь за стол и достаю ручку с бумагой. «Дорогая Эми», — начинаю я. И тупо смотрю на белый лист. Он такой маленький, а мне так много нужно сказать. Но все равно надо попробовать. Пробую, но ничего не выходит. Потому что я даже не знаю, с чего начать: сказать ей, что я безумно ее люблю и скучаю по ней, или просто изложить факты. Но главное, я понимаю: это будет конец. Сомнений нет. Сейчас мне остается только подписаться и уйти в тень. Что будет дальше, зависит только от нее.
10
ЭМИ
— И не надейся, что в субботу я пойду с тобой в клуб, — в последний раз говорю я.
Хел подносит к губам бутылку с пивом и смотрит на меня тяжелым от отчаяния взглядом.
— С таким настроением я тебе только вечер испорчу, — продолжаю я, загребая лепешкой остатки кормы<
Мы сидим на полу в моей гостиной, между нами остатки обеда из индийского ресторана. Еду притащила Хел — решила, что после такой душевной травмы я могу совсем отощать.
Ах, если бы.
Хел расстегивает пуговицу на джинсах.
— О чем мы с тобой только что говорили целый час? — И, не дожидаясь моего ответа, продолжает: — Что тебе нужно жить дальше. Нельзя все время откладывать жизнь на потом.
— Я и не откладываю, — возражаю я и чувствую, как усталость расползается по всему телу. Откидываюсь на диван и смотрю в потолок.
— Ну да. И поэтому все время работаешь как заведенная…
— У меня новая работа, — перебиваю я.
— Как же! Просто ты пытаешься не думать о Джеке. Пора с этим покончить. К тому же лучший способ отвлечься — выйти в люди. Эми, билеты халявные. Новый бар — с музыкой, танцами. Упустить такой вечер — это же преступление. Пошли, развеем тоску-печаль.
Подтягиваю колени, обхватываю их руками. А Хел все трещит и трещит. Ой, что-то мне нехорошо. Может быть, объелась — нашего обеда хватило бы на целую индийскую деревню. Или потому что опять вспомнили Джека — мне теперь при упоминании его имени всегда дурно делается.
Понятно, почему Хел так настойчиво пытается вытащить меня из дому. Я уже целую неделю сохну и покрываюсь плесенью, как сухарь под холодильником. Если бы Хел вела себя так, словно завтра наступит