Допустим, ты — девушка. Допустим, что ты — девушка, и ты сейчас на вечеринке, в клубе или в пабе. Допустим, что ты — девушка, и ты сейчас на вечеринке, в клубе или в пабе, и вот я к тебе подхожу.

Допустим, раньше ты меня не видела.

Кое-что тебе станет понятно сразу. Ты увидишь, что ростом я почти метр восемьдесят, среднего телосложения. Если мы пожмем друг другу руки, ты заметишь, что у меня крепкое пожатие и чистые ногти. Ты обратишь внимание, что мои карие глаза вполне гармонируют с темно-русыми волосами. И еще ты заметишь шрам, рассекающий левую бровь посередине. Ты сможешь догадаться, что мне не меньше двадцати пяти и не больше тридцати лет.

Допустим, то, что ты увидела, тебе понравилось и ты не прочь со мной заговорить.

Мы поболтаем и, если все пойдет нормально, познакомимся получше. Я сообщу тебе, что зовут меня Джек Росситер. А если ты спросишь, откуда У меня шрам, я расскажу, что мой лучший друг Мэтт Дэвис подстрелил меня из пневматического пистолета, когда мне было двенадцать лет. Еще я скажу, что мне тогда очень повезло, и я не лишился глаза, но моя мать после этого целый год не пускала Мэтта к нам на порог. И добавлю, что сейчас Мэтт намного спокойней и теперь вполне безопасно обитать с ним под одной крышей. Я расскажу тебе, что Мэтт работает в юридической фирме в Сити, но умолчу о том, что дом, в котором мы живем, принадлежит ему, а я плачу за жилье. Ты спросишь, что наше обиталище из себя представляет, а я отвечу, что это здание бывшего паба в западной части Лондона, которое мы переделали под жилье. Да — мы не тронули бильярдный стол, доску для дартса и барную стойку, и нет — мы отказали в посещении заведения буйным алкоголикам, которые раньше угрюмо сидели в углу бара. И еще я скажу тебе, что у нас большой и заросший сад.

Ты спросишь меня, кто я по профессии и чем зарабатываю на жизнь. Отвечу, что я — художник, и это будет чистая правда, и что на жизнь зарабатываю своим ремеслом, а вот тут я совру. Не стану я тебе говорить, что три дня в неделю горбачусь в небольшой художественной галерее в Мэйфейр и моих заработков едва хватает на то, чтобы свести концы с концами. Ты посмотришь на мою одежду, которую я наверняка позаимствовал у Мэтта, и подумаешь, что я богат, и ошибешься. А поскольку за все время нашего разговора я не упомяну о своей девушке, ты подумаешь, что подруги у меня нет и я холостяк, и будешь абсолютно права. Я не стану интересоваться, есть ли у тебя парень, но присмотрюсь к безымянному пальцу, чтобы убедиться в отсутствии обручального кольца.

Допустим, в конце вечера мы решим пойти домой — к тебе или ко мне.

Там мы займемся сексом, и, если повезет, нам это даже понравится. А если понравится, то, быть может, мы даже займемся этим еще раз. А потом заснем. На следующее утро — если мы у тебя дома — я наверняка тихонько уйду, пока ты еще спишь. И не оставлю свой телефонный номер. А если мы у меня дома, то ты поступишь так же. И ты не поцелуешь меня на прощанье. В любом случае тот, кто спит в своей постели, утром проснется и обнаружит, что остался один. И это хорошо, потому что так и было задумано.

Место действия: туалет между вагонами В и С, электричка Бристоль-Лондон, следующая в 14.45 с вокзала Паркуэй до вокзала Пэддингтон.

Время действия: 15 мая 1988 года, 15.45.

В туалете юнец семнадцати лет стоит перед зеркалом, со спущенными до щиколоток штанами, и держит в одной руке презерватив «новинка: с ароматом карри», а в другой — эрегированный пенис — свой пенис.

Эту сцену я могу описать очень подробно. Не потому, что я в это время торчал у туалета в вагоне С, пялясь на табличку «занято» и размышляя, сколько еще протянет мой мочевой пузырь, прежде чем взорвется, и пытаясь понять, каким же нужно быть эгоистом, чтобы оккупировать общественный толчок на двадцать минут. И не потому, что на подъезде к Редингу вагон так затрясло, что я не выдержал и пинком открыл дверь туалета, самолично увидев, что происходит внутри. А потому, что этим юнцом в сортире был я. Ладно, теперь можно предположить, что я:

а) извращенец;

б) любитель карри;

в) псих.

Или же все сразу.

Исходя из приведенной выше информации, все эти предположения вполне логичны. И любой суд наверняка признал бы меня виновным по всем трем пунктам. Хотя обвинение в пристрастии к индийской специи можно было бы оспорить — если учесть, что я с трудом могу дотянуться ртом до колена, не говоря уже о других частях моего тела.

Так что ведите адвоката.

Семнадцатилетние юнцы — странные существа. Это может подтвердить любой мужчина, с радостью оставивший позади эту стадию своего развития. Застрявшие между пубертатностью и зрелостью, обуреваемые потоком гормонов, в этом возрасте они познают себя, мучаются множеством вопросов, на которые необходимо найти ответы, а процесс самопознания у них сопровождается бесконечной мастурбацией. Я в этом возрасте ничем от них не отличался. Меня занимали обычные вопросы. Есть ли Бог на свете? Возможен ли мир во всем мире? Почему волосы на лобке не растут до бесконечности и не поддаются фигурной стрижке, как деревья? Почему «высокопоставленный член» означает вовсе не то, что сразу приходит в голову? Я тщетно ждал ответов. А в ожидании их — мастурбировал.

Много.

Вряд ли даже в племенном стаде нашлись бы рекордсменки, чьи надои превышали мои (но, учитывая тот факт, что коров доят только дважды в день, это не удивительно). В среднем-то есть исключая пожары, потопы, землетрясения и прочие форс-мажорные обстоятельства — я занимался этим делом трижды в день. Действо всякий раз отличалось только остротой ощущений — в зависимости от декораций. Над раковиной в ванной; на заднем сиденье автобуса; под пуховым одеялом; в церкви, когда вся паства пела гимны, — я все время дрочил, рукоблудничал, тянул кожух, гонял шкурку, тер морковку.

Но за весь период своих онанистских экспериментов я так и не попробовал «отгяг с шиком».

Для тех, кому этот термин не знаком, объясняю, что «оттяг с шиком» — это акт мастурбации с надетым презервативом. Не уверен, что мне доподлинно известно, почему именно эта разновидность считается шикарной. Могу только предположить, что так развлекались люди, отягощенные избытком свободного времени (или избытком чего-то еще). Однако мне 15 мая 1988 года в обстановке, лишенной всякого эротизма, а именно в туалете между вагонами В и С Британской железной дороги, сей предмет нужен был для совершенно других целей. Меня интересовал сам презерватив, а не то, что он должен был в себя вмещать по окончании акта.

Все просто — до этого я ни разу не надевал эту штуку. Раньше мое знакомство с резиновыми изделиями ограничивалось восторженным наблюдением за одноклассником Кейтом Ролингсом, когда тот показывал на вечеринках свой легендарный трюк. Он натягивал презерватив себе на голову и носом надувал его до тех пор, пока тот не увеличивался до размеров дирижабля и не повторял судьбу «Гинденбурга»<Легендарный немецкий дирижабль, совершавший трансатлантические перелеты из Берлина, взорвался в 1937г. — в Нью-Йорке, во время торжественного причаливания. — Здесь и далее примеч. ред. >, взрываясь под гром восторженных аплодисментов. Хотя я понимал, насколько впечатляет подобное представление, в тот день я не собирался изумлять своим умением благородное собрание очередной вечеринки. Нет, я намеревался покорить Мэри Райнер, девушку, с которой познакомился в выходные на тусовке у Мэтта. Она жила в Лондоне и пригласила меня погостить у нее, пока родители отдыхают на Майорке. Иначе говоря, это была девушка, которая, как я надеялся, окажется достаточно милосердна, чтобы избавить меня от девственности. Отсюда и презерватив с ароматом карри. В