незачем Эми знать, что раньше все было иначе.

— Не думал об этом, — говорю я, уходя от темы. — А чем твоя логика отличается от логики Джонса? Ты повела себя так же, как и он.

— Но я тебя не ударила, — возражает она. — Это разве не считается?

Невольно улыбаюсь:

— Наверное, считается. Но я ведь не поджарил тебе кожаные штаны. Это тоже считается.

Она корчит гримасу:

— Да, судя по звуку, было больно.

— Да уж, — говорю я, не в состоянии сдержать ухмылку, — как бекон на сковородке зашкворчал.

Ее голос снова становится серьезным:

— Джек, нам кое-что нужно выяснить.

— Ты про доверие?

— Да, но не только. Я о прошлом, чтобы не осталось никаких секретов, лжи. И чтобы не повторилось того, что случилось сегодня.

Она права. С этим надо разобраться. Но не здесь. Не сейчас. И не так. На сегодня эмоций достаточно.

В дверь стучат. Это Мэтт.

— Ну как, тебе уже лучше? — спрашивает он, содрогаясь при виде моей физиономии.

— Гораздо. — Оборачиваюсь к Эми и улыбаюсь ей: — Давайте-ка продолжим вечеринку.

Вторник. Вечер. Эми сидит за столиком на улице у «Зака». Мы решили заглянуть сюда выпить, а потом пойти на вечеринку к ее знакомому. Не дойдя до бара несколько метров, я останавливаюсь и внимательно разглядываю Эми. В эту игру я играл, еще когда встречался с Зоей. Называется она «Запал бы я на нее, если бы она не была моей девушкой?» Я стою поодаль, пытаясь представить, что не знаком с Эми. Будто проходил мимо, заметил ее и подумал: «А не затащить ли мне эту крошку в постель?»

Сначала оцениваем внешние данные: волосы, фигура, одежда. Все вроде бы в моем вкусе. У нее нет «мокрой» химии, она не лысая и не носит бороду. Признаков дистрофии, ожирения или злоупотребления стероидами тоже не наблюдается. Так, теперь одежда… Никаких флюоресцентных легинсов, шпилек или футболки фан-клуба Майкла Болтона. Хорошо. По возрасту тоже подходит: не более чем на пять лет моложе меня (то есть можем вместе пустить слезу, вспоминая телепередачи времен семидесятых- восьмидесятых) и не больше чем на десять лет меня старше (то есть снижается вероятность прошлого, обремененного бывшими мужьями, детьми и старыми пластинками). Для начала недурно. Дальше разглядываю детали. Читает глянцевый журнал (грамотная — хорошо), на макушку сдвинуты темные очки от… (любит дорогие вещи — плохо), на столе бутылка вина и пара стаканов (кого-то ждет; вероятно, своего парня — совсем плохо). Общий вывод: очень недурна, жаль, что у нее уже есть парень.

Если бы это была наша первая встреча, мне пришлось бы сейчас скромно удалиться. Но я вижу Эми не в первый раз. И тот факт, что у нее есть парень, меня совсем не смущает. Потому что ее парень — это я, и второй стакан на столе явно для меня. И я подхожу к ней, широко улыбаясь, потому что на свой вопрос отвечаю — ДА!

Первое, что я понимаю, поцеловав Эми, сев за столик и налив себе вина, журнал в ее руках — брошюра из турагентства. Второе, что я понимаю, пока она спрашивает меня, как дела, — это брошюра об отдыхе на Гавайях. Третье, что я понимаю, когда Эми замечает, что два года не была за границей, — она думает, будто я сказочно богат и летаю на всякие там Гавайи чуть не каждый месяц. Но главное, что я понимаю, пока она соскребает желтую краску у меня с волос, — я влип по самое «не хочу».

— Ну, что думаешь? — спрашивает Эми, разворачивая брошюрку и показывая мне фотографию дико дорогого отеля.

Что я думаю? По правде? Я думаю, что после уплаты штрафа за перерасход кредита, оплаты жилья и прочих жизненно важных счетов денег за мое «творение в ошизительно желтых тонах» не хватит даже на автобусный билет до Клэктона, не говоря уже о более экзотическом курорте. Я думаю, что незачем ехать за границу, когда и тут красиво и жарко. И еще я думаю, что если бы на свете была справедливость, то Эми страдала бы какой-нибудь жуткой аэрофобией и нам бы пришлось все лето провести в любимом Соединенном Королевстве. Но вряд ли Эми хочет знать правду. По крайней мере, я не хочу, чтобы она ее знала. Уже не в первый раз я отмечаю для себя, что ложь — как мастурбация: начав, не можешь остановиться. Но, несмотря на такие грустные мысли, мне удается не показать своего ужаса и, приняв вид пресытившегося жизнью человека, лениво произнести:

— Ну, не знаю… Съездишь на эти Гавайи раз — и все, смотреть там больше нечего.

— А-а-а… — Она и не пытается скрыть разочарования. — Я же не думала, что ты там уже бывал.

— Да, приходилось.

Это правда. Я бывал на Гавайских островах. И тот факт, что мне тогда было шесть месяцев, и я все время валялся в коляске, и поездку эту дали отцу вместо премии, не меняет сути дела. На Гавайях я был. В подтверждение этого делаю руками волнообразные движения и напеваю гавайские мотивы, надеясь, что таким образом отвлеку Эми от ее навязчивой идеи.

Не помогает. Едва я завожу первый куплет ла-ла-ла-ла-лааа-лааа, как она прерывает меня вопросом:

— И что, тебе совсем не хочется туда вернуться? Опускаю руки, не закончив танцевального па. — Знаешь, — продолжаю я свой блеф, — Гавайи — это лишь солнце, песок, волны — вот, собственно, и все, ничего интересного. Больше там смотреть нечего.

— И правда, ничего интересного. — Она кидает на стол другую брошюрку. Смотрю на обложку: тропические джунгли. — Тогда как насчет этого? Один раз побывал в джунглях, и смотреть там больше нечего?

Одного взгляда на внушительную стопку брошюр, торчащую из ее сумки, мне достаточно: даже Тур Хейердал не решился бы заявить, что побывал во всех этих местах. Так, надо думать быстрее, иначе мне не отвертеться. Я уже обещал поехать вместе с ней в отпуск, и отказ может быть воспринят как знак того, что наши отношения дали трещину. А уж обсуждать наши отношения мне совсем не хочется. Да и трещины никакой нет. Если не считать моего вранья о том, сколько денег я зарабатываю на картинах. И того, что я продолжаю ей врать, хотя обещал никогда больше этого не делать. Трещина? Ха! Да какая трещина? Так, мелочи жизни — разве стоит обращать на них внимание?

Я тихонечко отодвигаю брошюрки на край стола и говорю:

— Я думал, что мы поедем не так далеко.

— Почему?

— Ну-у… — И тут меня осеняет блестящая идея: — Потому что, когда мы купим путевки, останется всего неделя до окончания твоего отпуска.

Но ее так легко не проведешь.

— Ничего страшного, — говорит она, открывая брошюрку о Багамских островах. Проводит пальцем по колонке цен, нулей в которых больше, чем во всем бюджете Великобритании, и указывает на даты отправления и прибытия: — Видишь, у них куча предложений — путевки на семь дней.

Предложений? Ха! Расскажи об этом управляющему моего банка.

— Я знаю, — не сдаюсь я, — но подумай, сколько часов длится перелет. Смена часовых поясов. Адаптация. Пока мы привыкнем к новому климату и времени, уже пора лететь обратно. — Вижу, как она открывает рот, готовясь возразить мне, и быстро продолжаю: — Европа. Чем тебе не нравится Европа? В это время года там замечательно. В Европе… ну, я не знаю… в Европе весело!

— Весело? — повторяет она, прищурившись.

— Да! Столько всего интересного… — Энергично киваю, как бы поддакивая себе. — Весело.

Она откидывается на спинку стула, всем своим видом говоря: «В Европе НЕ весело и НЕ интересно. Я была там миллион раз. И вообще, я хочу на Гавайи».

— Ладно, — говорит она вслух, — в какой конкретно части парка развлечений «Евроленд» тебе так хочется повеселиться7 .