трубку и мурлыкаю в нее: «Алло-о».
— Дорогая, это ты? Слава богу, ты отключила свой ужасный автоответчик.
Это моя мама. Последний тлеющий огонек надежды гаснет. Хел с пониманием жмет мне руку, а я киваю ей в ответ. Протягиваю ей трубку, чтобы она могла услышать знакомый мамин голос. Я нахожусь в таком упадке, что не успеваю вовремя среагировать и соглашаюсь пойти с мамой по магазинам. Кладу трубку и тру виски.
— Ты чем сегодня занимаешься? — спрашиваю я. Хел пристально смотрит на меня.
— Во всяком случае, не собираюсь по магазинам с твоей матерью.
Я молитвенно складываю ладони:
— Ну пожалуйста! Пожалуйста-препожалуйста! Одна я этого не вынесу.
— Придется. И вообще, тебе полезно — отвлечешься.
Нет, меня это не отвлекает. Все вокруг стало мне напоминать о Джеке. Вот сейчас мама едет ко мне из Баркинга. «Баркинг» — там мы познакомились с Джеком. Вот, пожалуйста! У ворот Ноттинг-Хилла висит плакат с Леонардом Росситером<
Между Шепардз-Буш и Ланкастер-Гейт я убеждаю себя, что с Джеком еще не все потеряно. Между Ланкастер-Гейт и Марбл-арч я прихожу к мнению, что Джек хороший человек и не сможет так просто забыть, как здорово нам было вместе, пока я не заговорила о Мэтте. Между Марбл-арч и Бонд-стрит я уверена, что нам суждено быть вместе. Между Бонд-стрит и Оксфорд-стрит я осознаю, что мы рождены друг для друга и Джек — мой идеал.
Да что там, с первого взгляда все понятно. Прекрасный рост — около метра восьмидесяти, выразительные шоколадные глаза, отличное чувство юмора, милый шрам на брови, оставшийся после выстрела Мэтта (бедняжка, ему, наверное, было больно). Классные шмотки — футболка от Пола Смита, дорогая одежда, значит, при деньгах. Дом стильный — переделали из паба (ни больше ни меньше!). И еще сад, судя по всему большой, раз они там устраивают барбекю. Но самое главное — он художник! Настоящая история успеха творческой личности!
ВАУ!
Я смутно понимаю, что брожу по платформе станции метро, как печальная корова, но мысли мои далеки от реальности, и я начинаю размышлять вслух. У меня с Джеком столько общего. Ладно, я наврала о своей работе (не могла же я сознаться, что работа у меня временная), но я и правда изучала начальный курс истории искусств, так что, теоретически, я могла бы работать на аукционе Сотбис. Помимо работы, мы оба любим индийскую кухню, оба состояли в отношениях, которые длились больше двух лет. Как ни взгляни — все сходится.
Он рассказал мне о Зое, своей бывшей, а я старалась не слишком распространяться об Энди, своем бывшем. Я рассказала ему только хорошее — что Энди был старше меня (ему было тридцать лет), что он был богат, работал биржевым маклером, и некоторое время мы жили вместе в Ислингтоне, в пентхаусе. Конечно, я не стала говорить, что Энди был бешеный ревнивец, пассивный и агрессивный придурок, и что отношения наши кончились полным крахом. А все потому, что нас с Энди связывало только одно: мы оба были влюблены в него.
Такого я больше никогда не допущу, в этом я поклялась Хел. И с Джеком все будет по-другому, потому что Джек — Другой. Поднимаюсь по лестнице, шагая через две ступеньки, и выхожу на Оксфорд-стрит, сердце поет от восторга. Неужели это первый трепет любви?
Мама ждет меня в кофейне «Диккенс и Джоунс» (это традиция). Она уже заказала мне сдобную булочку и чай, и я не могу скрыть свое разочарование. С похмелья я лелеяла мысль об огромной бутылке колы и бутерброде с беконом. Но, думаю, придется ограничиться тем, что дают.
— Ты разобралась с квартирой? — спрашивает она, пока я медленно стекаю в пластмассовое кресло.
— М-м… ну да… почти.
Это неправда. Я переехала сюда четыре недели назад, но до сих пор толком не разобрала вещи.
Порывшись в своей сумке, мама вытаскивает блокнот.
— Я составила список необходимых тебе вещей. Думала, мы с тобой кое-что прикупим.
Очень мило с ее стороны, но я совершенно
— Да у меня уже все есть, правда, — весело отзываюсь я. — Все в лучшем виде, и очень уютно.
Она разочарованно кладет блокнот на столик.
— Ну хорошо, тогда давай купим тебе какую-нибудь симпатичную одежку. Как ты найдешь себе приличного парня, если будешь все время ходить в этих дерюжках?
Нормально! Можно подумать, она — сама элегантность. На ней сейчас «универсальная футболка», ну, из тех, что можно носить как пляжную сумку, или вечерний топ, или головной убор, в зависимости от того, как ее сложить. Мама подарила мне такую же на Рождество и чуть не умерла от горя, когда я сказала, что эта «удивительная» вещь потерялась при переезде. Спустя какое-то время я устаю отбиваться от нее, и мы идем по магазинам.
Через три часа двадцать минут, добравшись до «Маркс и Спенсер», мы уже едва сдерживаемся, чтобы не поругаться. Я моментально превращаюсь во вспыльчивого четырнадцатилетнего подростка.
— Нет, мне не нужна прозрачная зеленая блузка, на работу я хожу в футболках. Нет, нет, мама! Положи обратно это велюровое платье, лето на дворе, жара!
В конце концов она соглашается пойти в другой магазин и морщится от громкой музыки. Я примеряю платье на тонких бретелях и выхожу из примерочной, чтобы покрасоваться.
— Дорогая, тебе не кажется, что оно какое-то бесформенное?
— Так и задумано, — огрызаюсь я в ответ. Мама смотрит на ценник и в шоке делает глубокий вдох.
— За два куска ткани!
В эту секунду у меня полностью пропадает чувство юмора.
— Да у тебя же нет никакого вкуса! И вообще, мне оно нравится! — выкрикиваю я и бросаюсь обратно в примерочную кабинку, яростно отдергивая занавеску.
К тому времени, когда я переоделась, она уже ждет меня на улице.
— Я просто хотела помочь, — всхлипывает она. — Зачем же так грубить?
— Прости меня, — вздыхаю я и беру ее под руку. — Пошли, выпьем чего-нибудь.
В пабе для нее слишком накурено. А мне нравится. Ужасно хочется курить, но достань я сейчас сигареты, и гнев ее падет на меня со всей яростью. Думаю, мама знает, что я курю, но я по-прежнему продолжаю это скрывать, щадя ее чувства.
Мы садимся в уголке, я открываю окно и угощаю ее бодрящим джином с тоником, чтобы она наконец-то оттаяла.
— Дорогая, я просто за тебя волнуюсь. С работой у тебя нет никаких перспектив, и вообще это ненормально — вот так жить здесь в полном одиночестве. Почему бы тебе не заняться серьезным делом, не сделать карьеру? Ты могла бы снова пойти в колледж, выучиться на бухгалтера, например. Вот у Барбары Тайсон дочь прекрасно живет — зарплата у нее большая, да и…
Я отключаюсь. Это я слышала уже сто раз. Мне такая карьера на фиг не нужна. Уж лучше работать на скотобойне, чем в бухгалтерской конторе. И меня возмущает, что она считает меня неудачницей, — конечно, ведь моей работой перед соседями не козырнешь.
И вообще, что она о себе думает? Да я бы ни за что на свете не поменялась с ней местами. Все атрибуты сытой жизни в пригороде, с посещением фитнес-клубов, торговых центров «Домашний уют» плюс теплое местечко в местном муниципалитете. По-моему, все это не есть показатели успеха. Равно как и желание денно и нощно корпеть над циферками квартальных отчетов.
Но я знаю, почему меня все это бесит, — потому что отчасти мама права. Успеха я ни в чем не добилась и сама с ужасом замечаю, насколько циничной стала за последние три года. Когда я окончила колледж, все было по-другому. И
