На секс Людмила Сергеевна была не настроена совершенно. Отвыкла уже давно, прекрасно обходилась и так, да и сон мерзкий окончательно выбил из колеи. Она попыталась отделаться от мужа, промямлив, что не выспалась, что голова в связи с этим болит невозможно и вообще лучше отложить на завтра. Муж почему-то слушать ничего не желал. Он все ближе подбирался к губам супруги. А подобравшись, запустил руку в пенистую воду и одним резким движением притянул ее к себе.

— Ну, нет, Виктор, ну не будем. Я не могу, — Людмила начала раздражаться на наглость супруга и старательно отбивалась.

— Давай-давай. Что значит, не могу? Надо есть надо. Ты же видишь — по-другому мы сегодня не договоримся.

— Что надо есть? Вот это вот, — Люда неуважительно ткнула пальцем, — надо есть? А тебе не будет больно? — Ужасно хотелось как можно скорее свести все домогательства к пошлой шутке и тут же о них забыть.

— Ну, все, покривлялись, и хватит. — В голосе супруга послышались стальные нотки неудовольствия и даже злости. Он схватил голову жены обеими руками и прижал к себе. — Не есть надо, а целовать. Давай!

Людмила от такого неожиданного хамства просто остолбенела. Потом рассвирепела и, не видя другого выхода, решила отомстить: намеренно грубо и жестко стала проделывать то, о чем он ее так настырно просил. Полагала, что муж, как раньше бывало, заохает, возмутится и попросит быть нежнее. А она скажет тогда: «Ну, не нравится — вообще не буду!» И на этом все благополучно завершится. Однако ничего подобного на этот раз не произошло. Виктор молчал, как пленный партизан. Людмила удивилась. И от удивления с еще большей интенсивностью продолжила свое занятие. Пациент стал теперь уже молчать совсем иначе — мужественно сдерживался, но время от времени жалобно стонал и всхлипывал. «Надо же, — думала Людмила. — И что это с ним такое?» Наконец, терпение супруга, судя по всему, иссякло. Он вырвался, вытащил жену из ванной и напал, как дикий зверь, повернув к себе спиной. Люда от изумления даже не вырывалась: обмякла в его руках.

Муж пришел в изнеможение не скоро — трудился старательно и долго, — а потом излился в нее без остатка и схватился руками за стену, чтобы не упасть. Люда, лишенная поддержки, без сил нырнула обратно в ванну.

— Ну вот, вода остыла, — пожаловалась она. Повернула вентиль крана и прикрыла глаза. Горячая струя, распространяя пар, словно вливалась в нее сквозь кожу. — Знаешь, а ты был вполне убедителен. Вот уж не думала, что для нас с тобой в этой жизни еще может что-то быть.

— Да? Зря не думала, — тон Виктора стал обычным — тусклым, бесчувственным, как всегда. Людмиле даже показалось, что его необъяснимая страсть минуту назад ей попросту приснилась.

— Что-то ты с возрастом все начинаешь путать, — огрызнулась она, — мне лично не до подобных утех, так что впредь…

— Да ладно, не прибедняйся, — муж сурово прищурил левый глаз и покинул ванную комнату. Видимо, пошел вниз, приводить себя в порядок. Людмила осталась одна с широко раскрытыми от удивления глазами.

Она с сомнением покачала головой, а потом растянулась в ванне во весь рост. Прикрыла глаза и решила ни о чем не думать еще минут десять. Это как минимум.

Через час они уже всей семьей сидели в столовой и завтракали. Кофе был вкусным. Зимнее солнце за окном только-только пробудилось. На душе от его лучей становилось радостно и тепло.

— Даш, ты сегодня как, к девяти? — Людмила погладила дочь по руке.

— Да. И лучше бы вовремя быть — экзамен по английской фонетике.

— Тогда попросим папочку тебя подвезти. Я раньше чем через час из дому не выберусь. Витенька, ты не против? — привычно-ласково, как всегда при дочери, спросила она супруга.

— Против, конечно, — Виктор шутливо подмигнул дочке. — На работу опять опоздаю. Но кто ж меня спрашивает?

Людмила проводила Дашку до дверей, поцеловала в лоб и стала смотреть из окна, как она садится к папе в машину. Такая высокая, стройная, красивая. Люда не мечтала, как другие родители. Она всегда твердо знала, что с таким умом, жизнерадостностью, красотой Даша многого в жизни добьется. «Тьфу- тьфу-тьфу, — прошептала она и постучала кулачком по подоконнику, — только бы никто не сглазил». Ей и самой было смешно, что она становилась иногда такой по-глупому суеверной. Но когда речь шла о дочке, поделать с собой ничего не могла. «Да уж, — думала Людмила, — нельзя не быть благодарной Витьке за то, что у нас с ним такая девочка выросла. Посмотреть со стороны — идеальная семья». Только вот любви к мужу она уже тысячу лет не ощущала. Растворились, видимо, все чувства в проклятом быте. Людмила застыла, погрузившись в мысли о прошлом. Вспоминала, как они поженились еще студентами, как страдали от безденежья — на хлеб не всегда хватало, как она крутилась, стараясь заработать лишнюю копейку. Слишком много проблем пришлось разрешить в этой жизни, не рассчитывая на чью-либо поддержку — инфантильного мужа в том числе. Слишком трудно далось ей сегодняшнее благополучие. Она изматывалась — все процессы, все честолюбивые планы и проекты требовали контроля, сосредоточенности и огромных сил. Было трудно и страшно. Было ответственно. Где-то в этой чертовой суете, уже на финальной прямой, она потеряла в себе женщину. Какая уж тут любовь?

Из дома Людмила вышла, как и планировала, ровно в девять. Вывела из гаража машину, закрыла ворота и, скрипя колесами по глубокому, за ночь выпавшему снегу, поехала к городу. Вообще-то не мешало бы для начала заглянуть в офис — проверить, все ли там в порядке, но она побоялась пробок и решила ограничиться звонком.

Ехать до Шереметьева предстояло долго — часа полтора, и то при условии, что МКАД будет относительно свободной. Вообще-то еще вчера она совершенно не была уверена, стоит ли впадать в детство и совершать не совсем понятные миру поступки, но утро оказалось таким неожиданным и необычным, что захотелось пустить под откос ежедневную однообразную рутину и хоть на день вырваться из привычного круга. А тут такой случай. Юра возвращался в Москву из Германии, где проработал, по ее подсчетам, лет пять, не меньше. Теперь он покидал привычное место насовсем — открылись новые перспективы, и, пробыв в Москве месяц-другой, он планировал уехать в Штаты. Там его ждали интересная научная работа, новый статус в жизни и известная доля неизвестности.

С Юриком Людмила была знакома уже десять лет, и их роман пережил за это время такое количество стадий и состояний, что они сами давно запуталась в его хронологии. Совершенно четко было понятно одно — когда-то чувства невероятно интенсивно разгорелись, потом настолько же внезапно потухли: блуждания в лабиринте собственных отношений утомили и ту, и другую сторону. Выход никак не находился, а продолжать брести на ощупь неизвестно куда, неизвестно зачем стало невыносимо.

Когда все только начиналось, Людмила сразу и совершенно четко осознала, что Юра — единственный мужчина в ее жизни. Нет, лучше сказать «Мужчина» с большой буквы. Потому что с маленькой у нее тогда уже вроде как был и никуда исчезать не собирался, несмотря на стычки, разногласия и непонимание в силу разности амбиций. Виктор намертво прирос к Люде с самого начала, но это стало ясно уже гораздо позже. А тогда она искала другой жизни. И в Юрином лице нашла сильного спутника, на которого можно положиться, в котором она уверена. Уверена во всем, кроме одного — Людмила никак не могла сообразить, чего он хочет. Ей самой казалось, что они бы были идеальной парой: умные, красивые, с хорошим образованием, с перспективами и весьма честолюбивыми планами. Жадные до чувственных удовольствий, они доводили друг друга до истощения и никак не могли угомониться. Оба были в меру эксцентричны; обоим доставляло удовольствие шокировать и приводить в замешательство окружающих. Людмила тогда влюбилась. Страстно и без оглядки. Она надеялась на новую семью, на более уравновешенного и мудрого отца для своей подрастающей дочери, на спокойную обеспеченную жизнь, возможно, где-нибудь за границей. Вот только не сбылось. Юра нуждался в ней и держал на расстоянии. Он то отдавался безумной страсти, то тормозил развитие своих чувств. Людмила поначалу надеялась, что