– Так когда мне начинать работу? – наконец задал я вопрос.

На уме у меня было вот что: полностью погрузиться в какое-то дело, чтобы время шло быстрее и мы с Энн поскорее снова были вместе.

Альберт рассмеялся.

– Дай себе небольшую отсрочку, – сказал он. – Ты только что прибыл. Сначала предстоит усвоить основные правила.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.

– Я рад, что ты хочешь работать. Слишком многие прибывают сюда с желанием расслабиться. Поскольку потребностей здесь нет, это легко достижимо. Правда, такое существование скоро становится однообразным. Человек может даже заскучать.

Он объяснил, что здесь есть все виды работ с некоторыми очевидными исключениями. Не было отделения здравоохранения или санитарии, пожарных частей и полицейских участков, как не было и пищевой, и швейной промышленности, систем транспортировки, врачей, адвокатов, риэлторов.

– Меньше всех, – добавил он с улыбкой, – нужны здесь гробовщики.

– А что стало с людьми, работавшими в этих областях?

– Они работают где-то еще. – Его улыбка угасла. – Или некоторые из них продолжают делать то же, что и раньше. Не здесь, разумеется.

Снова это леденящее чувство: намек на «другое место». Я не хотел об этом знать. Еще раз я осознал собственное желание переменить тему разговора – правда, совершенно не сознавая, почему мне этого хотелось.

– Ты сказал, что объяснишь про третью сферу, – напомнил я.

– Хорошо. – Он кивнул. – Имей в виду, я не специалист, но…

Он объяснил, что Земля окружена концентрическими сферами существования, отличающимися по глубине и плотности, причем Страна вечного лета третья по счету. Я спросил, сколько их всего, и он ответил, что не уверен, но слышал, будто их семь – и самая нижняя, рудиментарная, фактически является земной.

– Так я был именно там? – спросил я. Он кивнул, а я продолжал: – Пока не отправился наверх.

– При описании этих сфер неправильно употреблять слова «вверх» и «вниз», – заметил Альберт, – Все не так просто. Наш мир удален от Земли лишь на расстояние вибрации. В действительности все существования совпадают.

– Значит, Энн и вправду близко, – высказал я предположение.

– В каком-то смысле, – ответил он. – И все же разве она осознает, что ее окружают телевизионные волны?

– Да, если включит телеприемник.

– Но сама она не приемник, – сказал он.

Я собирался спросить его, можем ли мы помочь ей найти приемник, когда вспомнил случай с Перри. Я решил, что ответа на этот вопрос нет. Я не мог снова подвергать ее такому испытанию.

Я оглядел цветущий луг, по которому мы шли. Он напомнил мне о луге, увиденном мною в Англии в 1957-м; помнишь, я тогда работал над сценарием. Я проводил выходные в загородном доме режиссера и воскресным утром, очень рано, выглянул из окна моей комнаты на прелестный луг. И вот я вспомнил его насыщенную зеленую тишину – и это вызвало в памяти все очаровательные места, виденные мною в жизни, чудесные мгновения, которые я испытал. «Было ли это еще одной причиной, почему я так упорно боролся со смертью?» – думал я.

– Видел бы ты, как боролся я, – сказал Альберт, снова прочитав мои мысли; похоже, он мог это делать, когда ему заблагорассудится. – Прошло шесть часов, прежде чем я умер.

– Почему?

– В основном потому, что был убежден: иного существования не будет, – сказал он.

Я вспомнил, что, умирая, узнал о происходящем в соседней комнате.

– Кто была та старая женщина? – спросил я, опять воспользовавшись его осведомленностью о моих мыслях.

– Ты ее не знал, – ответил он. – По мере того как угасали твои физические чувства, обострялись психические, и ты на короткое время достиг состояния ясновидения.

На меня снова нахлынули воспоминания о пережитой смерти. Я спросил Альберта, почему ощущалось покалывание, и он ответил, что это мой эфирный двойник отделялся от нервных окончаний моего физического тела. Я не понял, что означает «эфирный двойник», но в тот момент не стал спрашивать, потому что хотел задать другие вопросы.

К примеру, о том шуме, напоминающем звук рвущихся нитей. Оказывается, это отрывались нервные окончания – начиная от ступней и вверх, до мозга.

А что это был за серебряный шнур, соединяющий меня с телом, когда я над ним парил? Альберт объяснил, что это кабель, соединяющий физическое тело с эфирным двойником. Огромное количество нервных окончаний, встречающихся у основания черепа и вплетенных в вещество мозга. Волокна, собранные в эфирную «пуповину» и прикрепленные к макушке.

Цветной мешок, вытаскиваемый наверх шнуром, как выяснилось, означал удаление моего эфирного двойника. Слово «тело» происходит от англосаксонского «bodig», означающего «жилище, обиталище». Понимаешь, Роберт, это и есть физическое тело. Временное жилище для истинной сути человека.

– Но что произошло после моей смерти?

– Тебя «привязали» к Земле, – сказал Альберт. – Это состояние должно было окончиться приблизительно через три дня.

– А как долго оно продолжалось?

– По земным меркам? Трудно сказать, – ответил он. – По меньшей мере несколько недель. Может быть, дольше.

– Это казалось бесконечным, – вспомнил я с содроганием.

– Неудивительно, – согласился он. – Мучения находящихся в этом состоянии могут быть невыразимо ужасными. Не сомневаюсь, что тебя еще преследуют воспоминания.

– Почему все казалось таким смутным? – продолжал я допытываться. – И было на ощупь таким… влажным – единственное слово для описания этого, которое пришло на ум.

Как сказал мне Альберт, все происходило в самой плотной части земной ауры, водном пространстве, ставшем источником мифов о водах Леты, о реке Стикс.

Почему я был не в состоянии видеть после смерти дальше десяти футов? Потому что, когда умирал, видел не дальше этого и унес с собой свое последнее впечатление.

Почему я чувствовал себя вялым и заторможенным, не способным ясно мыслить? Потому что две трети моего сознания оказались бездействующими, а рассудок был все еще окутан эфирной субстанцией, являющейся частью моего физического мозга. Таким образом, мое поведение сводилось к инстинктивным повторяющимся реакциям этой субстанции. И я чувствовал себя тупым, жалким, одиноким, напуганным.

– И утомленным, – прибавил я. – Мне все время хотелось спать, но не удавалось.

– Ты пытался достигнуть второй смерти, – сообщил Альберт.

И снова я был ошеломлен.

– Второй смерти?

– Наступающей во время сна и позволяющей сознанию еще раз прожить земную жизнь, – сказал он.

Меня удерживало от этого сна необычайное горе Энн и мое желание ее утешить. Вместо того чтобы очиститься «приблизительно за три дня», я оказался в плену, так сказать, снохождения.

Дело в том, Роберт, что недавно умерший человек находится в том же расположении духа, что и в момент смерти, будучи доступным для влияний земного плана. Это состояние угасает во время сна, но в