— А где лежал подарок? — поинтересовался Аллейн.

— В мамулиной комнате. Как раз возле ширмы у двери. Я не мог найти его, когда Робин и мама хотели, чтобы я отдал его дяде Г.

— А когда это было? — спросил Аллейн, вынимая портсигар.

— О, это еще раньше. После того как они показали шараду. Остальные страшно скисли, потому что дядя Г. на шараду даже не посмотрел. Стивен сказал, что он старый…

— Довольно, Майкл!

— Нянюшка, но он же взаправду так сказал! Я слышал его, когда искал сверток.

— Ну так что, нашел ты сверток в конце концов или нет?

Мальчик снова слегка пожал плечами. При этом он выглядел как точная маленькая копия своей матери.

— Да вроде как, — ответил он. — Я вернулся к Хихиксу и паровозику и тут только увидел сверток. Мы возле дверей играли.

— Кто-нибудь был в спальне?

— Мамуля и тетя В., а еще тетя Кит вошла. Они о чем-то болтали за ширмой.

— И что ты сделал?

— А, я просто сгреб сверток и понес его дяде Г. в гостиную. Дядя Г. был злой как черт.

— Майкл!

— Нянюшка, извини, но так и было. Он ничего не сказал. Ни тебе спасибо, ни чего другого. Просто вытаращился на меня, а папа велел положить подарок и смываться. Я и смылся. Плюшка сказала, что у них свинские манеры, и я тоже так думаю. Папа-то, конечно, не такой.

— Не смей так разговаривать, Майкл, — вмешалась Нянюшка. — Это глупо и грубо. Мистер Аллейн совсем не желает слушать…

— Слу-у-ушайте! — Майкл ахнул и сел в постели. — Вы случайно не Красавчик Аллейн?!

Аллейн густо покраснел.

— Юный Миног, похоже, вы читаете бульварную прессу.

— Так и есть! Во прикол! Я же все читал про убийство Госпела в «Истинном детективе»! Один парень в моем классе все хвалился, что знает человека, который… словом, который знает вас. Он бахвалился месяцами! Ну, недолго ему осталось хвастаться!.. Ой, вы простите, сэр, что я упомянул то прозвище… ну, насчет Красавчика…

— Ничего-ничего…

— Наверное, вам самому противно, что вас так прозвали… Знаете, в школе, — младший Миног понизил голос, — некоторые типы зовут меня Дохлый Осьминог…

— Ничего, это пройдет.

— Знаю… Соб-свин-но говоря, не думаю, что вы помните одного человека… его зовут Батгейт… Он репортер.

— Найджел Батгейт? Я его очень хорошо знаю. Майклу удалось сделать замечательно равнодушный вид.

— И мы с ним знакомы. Это он сказал мне, что называет вас Красав… ну, чтобы вас позлить.

— У него это хорошо получается.

Майк хихикнул и бросил на Аллейна быстрый взгляд.

— Я думаю, в наши дни человеку трудно стать детективом, — проговорил он. — Ну, надо все очень хорошо знать, быть суперменом и все такое разное…

— А ты собираешься стать детективом?

— Вообще-то да… Но, наверное, я слишком глупый для этого.

— Это вопрос обучения. Скажи-ка, у тебя хорошая память?

— Из всех детей, которых мне довелось воспитывать и учить, у него самая плохая память, — заявила Нянюшка.

Майк бросил на Аллейна взгляд, который ясно говорил: «Ну что взять с бабы!»

— Посмотрим, что у тебя пока получается, — предложил Аллейн. — Попробуй рассказать мне, насколько точно ты помнишь, что происходило, скажем, с того момента, как ты взял сверток из спальни. Рассказывай мне, что ты видел, слышал, чем пахло в течение, скажем, следующих пятнадцати минут. В нашем деле такие вещи бывают очень важны.

Аллейн раскрыл блокнот.

— Предположим, что ты свидетель, а я снимаю с тебя показания. Начинай. Ты взял сверток с подарком. Какой рукой?

— Левой. В правой у меня был фонарь от паровозика.

— Отлично. Продолжай.

— Все-все рассказывать?

— Все-все.

— Ну вот, я перешагнул через рельсы. Хихикс соединял вместе два изогнутых куска рельсов. Я сказал, что мигом сбегаю, а он ответил, дескать, не беспокойтесь, мастер Майк. Я пошел по коридору мимо занавесок, которые вместо двери в комнату Робин. У Робин вообще-то не комната, а что-то вроде ниши, но мама повесила туда шторы, чтобы получилась комната и проход мимо нее. Правильно я рассказываю, сэр?

— Да.

— Занавески были задернуты. Они из какой-то голубой шерстистой материи. Дверь в дальнем конце коридора была закрыта. Я ее открыл и вышел на лестничную площадку.

— Ты закрывал за собой дверь?

— По-моему, нет, — ответил Майк. — Я очень редко ее закрываю. Нет, не закрывал, потому что я услышал, как Хихикс заводит паровозик, и обернулся на него посмотреть.

— Хорошо. А потом?

— Потом я пересек лестничную площадку.

— Лифт был наверху?

— Да. Сквозь стекло в дверях видно было, что там горит свет. На площадке возле лифта никого не было. По крайней мере, там никто не стоял. Поэтому я просто вошел в номер двадцать пять и, по-моему, дверей не закрывал. Наверное, вы подумаете, что я балда, потому что я не смогу описать прихожую, там ведь лежали всякие штуки, которые остальные использовали для своей шарады. Они просто затолкали все барахло в шкафы, и оттуда все торчало, а еще там повсюду на столе валялись пальто и… — Майк замолчал и прищурился.

— И что?

— Понимаете, сэр, я как бы пытаюсь увидеть…

— Правильно, — кивнул Аллейн. — Наш мозг работает как фотоаппарат. Он делает фотографии всего, что мы видим, только мы редко проявляем эти фотографии. Постарайся «проявить» то, что ты видел.

Вмешалась Нянюшка:

— У мальчика поднимается температура.

— Вот и нет, — возразил ей Майк, не открывая глаз. — Честное слово, Нянюшка. Ну вот, на моей фотографии свет падает вроде как из окна, которое передо мной. Прямо мне в глаза. Так что все предметы отбрасывают тень на меня. На столе стоит какая-то штуковина с цветами и лежит котелок. По-моему, это котелок дяди Г. И еще я вижу перчатки Генри. Еще — чей-то шарф и театральный бинокль. Еще такая шляпа, которую люди носят в жарких странах. Погодите, сэр… Еще что-то… Вроде как у самой кромки картинки. Можно сказать, оно не совсем проявилась.

— И?..

— Минутку, сэр, сейчас-сейчас… Это что-то блестящее. Не очень большое, но длинное и блестящее.

Нянюшка издала сдавленное восклицание и сделала такой жест, словно хотела отмахнуться от чего- то, что угрожало ей и Майку.

— Погодите, погодите, — нетерпеливо повторил Майк. — Не говорите ничего. Длинное, яркое и блестящее…