не было ли это ложным маневром, чтобы знать, в каком направлении двинуть армию против французов.

Очевидно, в донесениях из Шарлеруа точно описывалось расположение французских сил, и герцог Веллингтон мог наконец понять, в каком направлении ему двигаться. Хотя как мог он рассчитывать разбить их? Генерал Пиктон говорил Ровене, что союзная армия была совершенно не готова к появлению Наполеона. В их распоряжении находилась только одна датская бригада, собравшаяся в Брюсселе, и три взвода самого Веллингтона на подходе. Кроме того, в течение суток ожидали появления кавалерии под командованием генерала Уильяма Понсби.

Размышляя об этом, Ровена опустила голову.

– Любовь моя.

Это был Квин, и Ровена украдкой потерла глаза, перед тем как подняться и протянуть ему руки. Он подошел, не говоря ни слова. Она все поняла по тому, как он ее обнял.

Закрыв глаза, Ровена уткнулась лицом в его мундир, чтобы он не видел ее плачущей.

– Мой ординарец ждет снаружи, – хрипло сказал Квин. – Войска уходят сейчас же. Прости, моя любовь. Я надеялся, что у нас будет по крайней мере одна ночь. Я собираюсь скоро вернуться, – это был отчаянный шепот. – Благодарю тебя за то, что ты все-таки приехала.

Слезы душили Ровену, но она изо всех сил старалась удержать их.

– Куда они посылают тебя?

– К югу от Брюсселя, в местечко под названием Катр Бра, где пересекаются четыре дороги. Маршал Ней в настоящее время подтягивает туда свои батальоны, и мы надеемся к утру окружить его двумя нашими бригадами.

– Только двумя?

– Две лучше, чем совсем ничего. Иначе будут считать, что мы оказались совершенно не подготовленными.

– А что Наполеон? Он тоже будет там?

– Нет. Веллингтон только что получил сведения, что Наполеон будет командовать центром армии с маршалом Груши на правом фланге. Они сосредоточивают свои силы для наступления на войска под командой Блюхера при Линьи.

Тарквин говорил легко, стараясь ни словами, ни интонацией не обнаружить перед ней, в какой страшной опасности оказались союзные войска. Победа британцев казалась просто невозможной. Две бригады не могли отбросить назад отборные войска маршала Нея. А войска Блюхера были основательно обескровлены нападением Наполеона под Шарлеруа.

– Ровена, – голос Тарквина стал хриплым, у них оставалось очень мало времени, – о моем решении вернуться в армию...

Она потянулась к нему.

– Не надо, Квин. То, что ты сделал, Совершенно правильно, и я только еще больше люблю тебя за это. Это я вела себя глупо и недостойно.

– Вовсе нет, – пробормотал Квин. – Только любя, я думаю, мы можем прощать любую боль, которую причинили друг другу.

На мгновение он прижался к ней и затем мягко отстранил от себя. Только тогда он увидел слезы, текущие по ее щекам. Но, когда он собрался заговорить, Ровена остановила его, приложив палец к его губам. Ее глаза смотрели твердо, и что бы он ни сказал ей, теперь это не имело значения.

На пороге снова появился юный офицер в красном мундире. Он ничего не сказал, но Квин, стоя спиной к нему, подал ему знак удалиться. Молодой человек исчез, и в следующее мгновение ладонь Квина сжала мокрую щеку Ровены. Она положила свою руку на его, пальцы их переплелись. До конца своей жизни она будет помнить взгляд его глаз перед тем, как он ушел: его желание, его любовь и страсть, которые были в них. Его шаги прозвучали по коридору, снаружи раздались голоса, и он исчез.

Эта минута показалась ей бесконечной. Затем она медленно пошла прочь.

– О, мадам! Неужели он в самом деле мог все это устроить для нас так удобно? Как подумаешь о том, сколько у него других хлопот! И сколько на это затрачено времени! Как мило со стороны мадам Гамильтон – леди Гамильтон – согласиться принять нас! – восклицала горничная из Шартро Мари Возье.

– Бедное существо, – думала Ровена, отвернувшись и глядя в окно. – Она думает, что ее щебет и болтовня успокаивают меня. Почему я не взяла вместо нее Терезу! По крайней мере та догадалась бы придержать язык.

Они стояли перед окном спальни в доме шестнадцатого века, принадлежащего капитану Гамильтону, адъютанту генерала Варна. По просьбе Тарквина Ровена приехала сюда после бала у герцогини Ричмонд со слугой Томасом, Мари, лакеем из Шартро Роджером Ле Клерком. Капитан Гамильтон был рад устроить их у себя, в том числе и потому, что его жене в обществе Ровены легче было перенести ожидавшие всех их трудности.

Леди Гамильтон была намного старше Ровены Она имела доброе, отзывчивое сердце. Ровене предоставили маленькую, но уютную спальню на третьем этаже окнами на брюссельский парк и великолепный сад королевского дворца. Здесь Ровена могла остаться одна, если хотела. Соседнюю комнату отвели для Мари.

Ровена сильно плакала перед тем, как заснуть. Подобных слезу нее не было, пожалуй, с детства. Она прятала лицо в подушки, сжимала руки в кулаки и все никак не могла остановить душившие ее рыдания. Квин, наверняка, устыдил бы ее за это или, возможно, посмеялся бы. Тем не менее любая мысль о нем вызывала у нее еще более обильные слезы.

Утром она встала более спокойной. За окном сияло солнце, и синеву неба не омрачало ни одно облако. День был теплым, и она забыла свои слезы, наблюдая за прогуливающимися людьми, которые кормили крошками голубей и отдыхали в тени деревьев.

Раздался стук в дверь. Мари осторожно открыла ее. Это оказалась Эви – личная горничная леди