В понедельник, когда Даниэль играла в шахматы с Рамом, а это уже вошло у них в привычку, к Ники пожаловала неожиданная посетительница.

Ники была в вестибюле, где разговаривала с Фредериком, когда кто-то тихо постучал в парадную дверь.

Извинившись, Фредерик открыл дверь. На крыльце обозначился темный силуэт невысокой женщины, закутанной в складки плаща. Женщина, вся дрожа, удерживала подбитый шелком капюшон, который срывало ветром.

— Извините за беспокойство, — сказала женщина с сильным французским акцентом. — Не могла бы я поговорить с Александром? Он дома?

— Хозяин в Бель-Шен, — ответил Фредерик.

Прислонившись к дверному косяку, посетительница залилась слезами.

— Простите, что побеспокоила вас.

Она повернулась, чтобы уходить, но Ники перехватила ее, взяв женщину за руку.

— Входите, Лизетт. Алекса действительно нет дома. Но расскажите мне, какие у вас неприятности?

Подняв залитое слезами лицо, Лизетт покачала головой:

— Я не могу.

— Алекс будет огорчен, если вы не расскажете мне, что случилось…

— Если бы я послушалась Александра… — Она доверилась Ники и позволила ввести себя в дом. Каждый шаг давался ей с таким трудом, что Николь встревожилась.

— Вы сильно ушиблись? — спросила она, заметив, что на шум в вестибюль пришли Рам и Даниэль.

Лизетт облизнула сухие, обескровленные губы.

— Я… я… — Не успей Рам подхватить ее своими ручищами, она бы рухнула на пол. Из-под капюшона рассыпалась копна черных волос. Под глазом Лизетт лиловел огромный синяк. Рам отнес несчастную наверх в комнату для гостей.

Даниэль постелила простыни, Ники сняла с бедняги тяжелый черный плащ.

— Пожалуйста, бережнее, — без особой на то надобности попросила Ники. — А дальше я сама обо всем позабочусь.

Как только силач турок положил свою маленькую ношу на кровать и вышел из комнаты, Ники сняла с Лизетт голубое саржевое платье. Она ахнула, увидев следы побоев и издевательств на нежной смуглой коже женщины. На плече — рубцы от укусов, на ребрах, спине, бедрах, ногах — темные синяки, ссадины, кровоподтеки.

— Валькур, — прошептала Ники. — Как он смеет так обходиться с женщиной?

Даниэль перекрестилась.

— Какой жестокий человек! Должно быть, все, что о нем рассказывают, чистая правда?

— Да, — выдохнула Ники.

— Противно, что Рене работает у такого человека, — с отвращением сказала Даниэль. — Как только мы поженимся, я попрошу месье герцога, чтобы он подыскал ему какую-нибудь работу в Бель-Шен.

Николь не стала напоминать Даниэль, что она и сама вскоре может остаться без места, если Алекс дознается, какую роль она сыграла в бегстве ее госпожи.

Лизетт зашевелилась, тихо застонала и, с трудом подняв веки, открыла большие черные глаза.

— Вы можете разговаривать? — спросила Ники, пока Даниэль обрабатывала примочкой раны на теле француженки и перевязывала их.

Лизетт через силу улыбнулась. По обеим сторонам лица струились ее роскошные черные волосы.

— Спасибо за помощь. Вы очень добры. Недаром Александр так вас любит.

— Он не любит меня. Александр вообще не верит в любовь. Уж вам-то следовало это знать.

— Наверное, он и сам этого не понимает, но любовь может оказаться сильнее его.

— Вполне возможно, — согласилась Ники.

— Даже после всего, что Фортье сделал со мной, я все еще его люблю.

— Но он избил вас.

— Он не хотел этого делать. — Лизетт поглядела куда-то вдаль. — Началось вроде бы как игра. Валькур — очень страстный мужчина — Она слегка улыбнулась. — А когда он пришел ко мне сегодня ночью, то был злой как черт. Что-то у него там не заладилось в Фелисиане. Вообще-то ничего особенного, но он расстроился. Мы занимались любовью сколько было сил. Но ему все было мало.

Ники молчала, участливо глядя на Лизетт.

— «Я покажу тебе, какое наслаждение может быть в боли», — сказал он. Но я так разошлась, что была согласна на что угодно. — Лизетт вздрогнула, вспомнив об атом. — Валь очень умело пользуется кожаным бичом. Больно он не делал, просто разжигал и разжигал.

Ники убрала прядь густых черных волос с заплаканной щеки Лизетт.

— Сначала это только возбуждало меня, — продолжила она. — Валь любил меня как бешеный. Но потом что-то случилось. Он как будто забыл обо всем на свете. Принялся хлестать меня все сильнее и сильнее. Я умоляла его остановиться, а он словно и не слышал меня. Он такой сильный…

Лизетт вновь заплакала, ее, всхлипывания отзывались сочувствием в сердце Ники.

— Он то и дело называл меня Фелисианой. Обзывал проституткой и другими нехорошими словами. Затем взял меня.

Грубо, даже жестоко. А когда кончил, расплакался. Начал просить, чтобы я простила его. Он из тех людей, которые сами себя мучают.

— Мне жаль вас обоих, — сказала Ники.

Постепенно Лизетт успокоилась. Ники сидела около нее, поглаживая ее растрепанные волосы, пока та не забылась тяжелым сном. Тогда и Ники наконец позволила себе отдохнуть.

Утром Лизетт застала ее в гостиной.

— Вы уверены, что сможете добраться домой? — спросила Ники, отодвигая резной стул и вставая.

— Спасибо, я хорошо себя чувствую.

— Я рада, что смогла вам помочь.

— И я рада, что Александра здесь не было, — сказала она удивленной Ники. — Он бы решил посчитаться с Валькуром, а я этого не хочу. Александр все еще мой друг, а Валькура я люблю. И не хочу, чтобы кто-нибудь из них пострадал. — Она с мольбой посмотрела на Ники:

— Обещайте, что не скажете ему.

— А вы уверены, что Валькур вновь не поднимет на вас руку? Надо ню-то сделать.

— Обещайте, — настаивала Лизетт.

— Хорошо, я не скажу ему.