испытывала, стала еще сильнее.
— Благодарю за комплимент. — Пока все шло гладко, обаяние Валькура почти заставило ее забыть, в каких опасных обстоятельствах она находится. Неудивительно, что Лизетт даже увлеклась им.
— Странно принимать благодарность за то, что говоришь сущую правду, — это как-то не по- джентльменски, — сказал он.
Ники отвернулась, не желая его поощрять. Весь день она пыталась найти какую-нибудь возможность для бегства. Но из комнаты не было никакого другого выхода, а в коридоре постоянно находился слуга. Она хотела передать послание через жениха Даниэль, Рене Буталера, просила даже высокую негритянку, которую встретила утром, о помощи. Но та молча отвернулась.
Она и сейчас видела замкнутость на лицах всех слуг, беспокойство, с которым они ждали любых, даже самых незначительных, повелений Фортье. Они всегда боятся его, подумала она. И она сама тоже боится. Смертельно боится. Однако это другой, не прежний страх. Этот человек отнюдь не мучительный призрак прошлого. Он живой человек из плоти и крови, а с таким она может бороться.
Фортье повернул тяжелое сапфировое кольцо, которое носил на указательном пальце левой руки.
— Вы попали к Александру девственницей? — спросил Фортье таким обыденным тоном, словно речь шла о погоде.
Ники удивленно вскинула голову, на миг смутилась, затем почувствовала гнев.
— По-моему, это совершенно вас не касается.
Темная кожа на скулах Фортье натянулась.
— Отвечайте, — потребовал он тихим голосом, который отнюдь не умерил ее растущего страха.
«Ты должна непременно выбраться отсюда», — приказала она себе. Она мучительно искала хоть какую-то лазейку для бегства. Фортье же как будто читал ее мысли. Он явно ждал, когда наступит время для осуществления его желаний.
Улыбка вновь раздвинула его губы.
— Мы выпьем коньяку и хересу в моем кабинете. — Кивнув пожилому, с пробивающейся сединой в волосах рабу, стоявшему у двери столовой, Валькур отодвинул стул и встал.
Обойдя стол, он отодвинул и стул Ники, помог ей встать и повел из комнаты.
Когда он повернул к лестнице, Ники попыталась остановиться.
— Куда мы идем?
— В мой кабинет, — повторил он.
— Но…
— Это наверху.
Ники оглянулась. У большой парадной двери стояли два негра. Еще один слуга сопровождал ее слева. Бежать не было никакой возможности.
— Ну так что, пойдем? — Валькур продолжал идти вперед.
Ники нервно облизнула пересохшие губы.
— Если хотите, они вам помогут.
Ники гордо выпрямилась.
— Мне не нужна ни их, ни ваша помощь. — Когда она попыталась вырваться, Валькур больно сжал ее руку.
— Я думаю, бокал хереса успокоит ваши нервы.
Ники подумала, что успокоить ее может только его отсутствие.
Когда они поднялись на лестничную площадку, Фортье открыл тяжелую деревянную дверь и провел ее в комнату, которая и в самом деле была его кабинетом. На какой-то миг она почувствовала облегчение. Но когда он закрыл дверь, сердце Ники забилось подстреленной птицей.
— Я думаю, окончание вечера покажется вам забавным, — сказал он, беря со своего стола большую рюмку хереса. Он протянул ей напиток, и, стараясь успокоиться, Ники сделала небольшой глоток.
Сам Валькур, улыбаясь ей, отпил коньяк из приготовленного для него бокала. К ее удивлению, он подошел к книжному шкафу у дальней стены и, просунув руку между книг, потянул за какой-то металлический рычаг. В шкафу отворилась большая дверь. За ней открылась вторая комната, очевидно, его спальня.
— Комната Фелисианы примыкает к моей с другой стороны. Я хотел быть рядом с ней, поэтому и построил здесь свой кабинет. Удобно, не правда ли?
С бьющимся сердцем Ники приложилась к двери. С портрета на дальней стене на них взирала улыбающаяся Фелисиана в таком же сине-зеленом, отделанном черными кружевами платье, которое было и на Ники. Рубиново горели ее губы, кротко смотрели лучистые карие глаза.
— Идемте, — повелительно произнес Валькур, протянув ей руку. Ники не двинулась с места. Продолжая смотреть на портрет, она заметила у одной стены огромную резную кровать, толстые обюссонские ковры на полу.
— Идемте, — повысил голос Валькур.
— Нет, — шепнула Ники.
— Да, — холодно уронил Валькур, направляясь к ней. Он схватил ее как раз в тот момент, когда она повернулась, чтобы бежать.
Устав после долгой работы на плантации, водрузив ноги в сапогах на стол, Алекс отдыхал перед камином в своем кабинете. В руке у него был бокал коньяка, который он согревал в своих ладонях. Все мысли его были о Николь.
Боже, как он скучает по ней! Скучает долгими томительными днями и бессонными ночами. Когда-то он по глупости верил, что, переспав с ней, сможет ее забыть или по крайней мере отвести ей не слишком важное место в своей жизни.
В действительности же произошло прямо противоположное. Сколько ни старался, он так и не смог насытиться ею, хуже того, постоянно тосковал по ней. Он вдруг вспомнил, как взволнованно улыбалась Ники, когда они катались по улицам Французского квартала. Ей никогда не надоедали ни люди, ни места. В каждом, с кем она знакомилась, Николь всегда находила неиссякаемый источник добра. Ему очень нравилось, как она смеется, поэтому он старался смешить ее как можно чаще.
Он во что бы то ни стало должен сделать ее счастливой. И сделает.
Когда он представил себе ее обнаженное податливое тело, представил, как ее груди упираются в его грудь, в паху родилась истома. Он тихо застонал. Лишь однажды, когда Ники верила, что он собирается на ней жениться, пришла она к нему добровольно. Но и потом, бывая с ним, она испытывала наслаждение.
И все же он больше всего хотел, чтобы она дарила ему свою любовь добровольно. Он даже поклялся себе, что рано или поздно непременно добьется этого.
— Извините, месье Алекс. — На пороге появилась не на шутку встревоженная миссис Линдер. — Вас хочет видеть Рене Буталер.
Алекс спустил ноги на пол.
— Буталер?
Это имя казалось ему смутно знакомым.
— Жених Даниэль. Он ужасно расстроен.
Недоброе предчувствие сдавило сердце Алекса.
— Пусть войдет.
В кабинет вошел Рене Буталер, в мокрых от пота полотняных бриджах и домотканой рубахе. В руке он держал шляпу.
— Простите, что беспокою вас, месье. Но у меня для вас очень плохие новости. — Рене был стройным парнем, на год или два моложе Алекса, с кофейного цвета волосами и карими глазами, вокруг которых уже начали прорезаться морщинки. В сильном волнении Рене дрожащими руками мял шляпу, и Алекс почувствовал тревогу.
— Выкладывай, в чем там дело.
Рене тяжело сглотнул.
— Фортье схватил мадемуазель Сен-Клер.
— Это невозможно. — Однако, произнося эти слова, видя мучительно искаженное лицо неожиданного
