России?» Лиля не поняла, зачем я спросил ее об этом, а я спросил, чтобы понравиться ей, а вопрос придумал силком.

26 июля. Рассказы Гоголя и биографию Пушкина дореволюционного издания. Пушкин был небольшого роста, двигался быстро.

Разоблачили одну сволочь – Берия. Я шел по городу – все портреты на месте, а Берия стоит внизу, снятый. В нашем правительстве прятался враг, вредивший нам многие годы.

27 июля. На Зее наводнение. Затопило Сплавную и поселок. В Суражевке катались на лодке прямо по улице. С Володькой Лексиным работал в стройконторе, но нас обманули и всех денег не дали. Кому пожаловаться, не знаем.

1 августа. С Валей Кузнецовой (она пришла с Лоркой Карповой) ходили купаться, вода сильно спала. Под водой я нечаянно задел Валю и вынырнул, она засмеялась, мы снова стали нырять и ловить друг друга под водой.

10 октября. А в наше время стыдно быть разочарованным и кислым, прожив шестнадцать лет, не полюбить и не узнать сей жизни смысла. А в нашей жизни смысл борьба. Куда не кинешь взор – повсюду противоречий жизнь полна и, кажется, планеты мало люду. Сочинил враз.

15 октября. Я хотел повторить Вам слова «как посмотришь – рублем подаришь»… Как посмотрите Вы на меня, так огнем полыхаешь, горишь. В. К.

5 ноября. Постоянна только смена, нерушима только смерть. Сердце каждым своим ударом наносит нам непоправимую рану, и жизнь была бы вечным кровотечением, если бы не существовало поэзии. Она дарует время, недоступное ржавчине. Из Гейне.

16 декабря. Мысль организовать литературный кружок. чтобы обстановка была деловая и люди – тоже. Как во времена Лермонтова. И чтобы музыка была – надо мною тихий голос пел…

12 февраля. Собирались. Серега взял прозу, Леонова тоже, Галя Горбылева – фантастику и критику, я – поэзию. Леонова читала рассказ, положила на юбку толстую тетрадь в клетку и стала читать. Скука.

19 февраля. Всю ночь в лазарете покойник лежал, в руках восковую свечу он держал. К ногам привязали ему колосник, и труп в простыню обернули. Пришел пароходный священник старик, и слезы у многих сверкнули. Напрасно старушка ждет сына домой… – мама опять этой песней вспоминает Вадима, погибшего в Порт-Артуре.

5 апреля. Мертвые души «проходим» – а среди нас, среди нас жил повзрослевший Володя, с прищуром красивых глаз. Ходил он к брату Вадиму, потом ушел на войну. Ни брата и ни Володи. И что к чему не пойму…

Показал Валентине. Она сказала: «Ты пессимист, и я отказываюсь читать такие стихи».

7 июня. От Лили перестали приходить письма, лишь стихи Баратынского послала. Я читаю стихи, но жду письма. Лиля, наверно, забыла меня.

Август. Нас отправили в Гащенку на картошку. Валя поехала тоже, но поехала Инка, и я целовался с ней. Но кто-то сказал об Инке плохое, и я бросил ее. Когда ехали из Гащенки, Костя Базанов положил голову на колени Инке, грузовик трясло, Инка держала голову Кости. Меня это мало трогало, потому что Валя была грустная. Дома я уговорил Валю идти в поход (деньги мы заработали в колхозе). В горкоме Балецкий собрал нас и говорит: те, кто ездил в Гащенку, пойдут в поход, а те… Я попросил Балецкого, чтобы с нами пошел Юра Вернигора. Балецкий поморщился, но разрешил (наверное потому, что отец у Юры секретарь райкома). И мы отправились.

8 первую ночь в лесу девчонки положили меня посередке как границу между ребятами и девчонками. Теснота, меня прижали к Вале, и я всю ночь не спал. Потом палатку стали натягивать ниже и стало просторнее.

А в Гащенке мы подрались с солдатами, мне досталось в живот. Витя Токарев бегал на кухню за поварешкой. Поварешка медная и тяжелая, а Витя здоровый, и солдаты от этой поварешки бежали. Она блестела.

Все август. Сила, помогающая мне. Я чувствую, кто-то рядом со мной, сильный и добрый.

Прошли Беловежье в сосновом бору, я старался быть рядом с Валей, но это плохо удавалось – она такая красивая, что все ребята тянутся к ней. Хутор «Коммуна», в глухой тайге жалкое подобие хутора. Все постройки (свинарники и конюшни) разрушены. А название «Коммуна» осталось.

Кухтерин Луг. Искали молоко, затем напились колодезной воды и пошли в библиотеку. Изба, четыре голых стены, грязь. Книг две стопы. Вечером встреча по волейболу с леспромхозовскими, играть не умеют, площадка запущена. Клуб. «Человек с ружьем». Плюют семечки под ноги, на пол, матерятся прямо при девчатах. Духота в зале.

Переправились в Чертово Улово. Филипп Васильевич сказал: не вздумайте с девчонками вплавь на ту сторону Зеи. Но Юрка и я взяли Валю и одолели течение.

По заданию Фили воровали бревна, чтобы сделать плоты. Не понял, зачем воровать – и ночью. Но Филя сказал: леспромхоз не даст нам хороших бревен, а нам плыть в низовья долго. И было интересно, при луне. Девчонки кормили нас хлебом. Пасинов, любимчик Фили, выпендривался.

Плоты, палатки, зеленые берега, жалкие деревни. Вечерний костер на плоту. Китаец Юра Хо. Пуля от малокалиберки выскочила из огня и ударила Юру. Он закричал: «Если дырка, то раненый». Никакой дырки не было.

Добрый Филя купил мне носки в сельмаге и вспоминал моего брата Геннадия.

15 сентября. Я переписываю для Фили дневник, помогает Валя. Оказывается, бревна воровали Филе на дом. Ловкий Филя.

16 сентября. Всех собирали в горкоме. Балецкий говорит: Метелкин ничего не делал в походе (зарядка, соревнования). Меня не было, ездил в Куйбышевку. Рассказывал Вернигора – его спросили, вместе с другими, что делали в походе, Юрка не захотел доносить и сказал, что делали то и то. Но нам было хорошо и так, вот в чем соль.

22 сентября. Читал и смотрел Юрия Крымова «Танкер „Дербент“. Под прессом будто, понравилось. Смотрел „Последний табор“, мама сказала – вранье.

25 сентября. Погоны, скрип ремней блестящих, звезды манят голову горячую. Но идут года, она все чаще, прячась от людского глаза, плачет – заново бы жить, жила б иначе. Б-й.

2 октября. Он идет по болотам и топям, под брезентом ночует в лесу. Он идет, – и полжизни не пройдено, – и о чем-то бормочет Дерсу. День за днем лишь увалы да кочки, продирается он по лесам, вспоминая жену, домик отчий. Разговор у костра по душам поздним вечером с другом по службе возвращает их к темам годов, улетевших куда-то, и дружбе старой верен быть каждый готов. Топографу Питухину – письмо.

6 ноября. Ушел как бы в далекий мир детства от меня, но нынче войны снежные и игры помню я. Я помню гору быструю и многое еще (но стану я министром и позабуду борщ)… Зима прошла суровая, за корабли опять, берусь с друзьями снова я фрегаты починять. Но унесло кораблики, и детство утекло. Ох, будто фотография под голубым стеклом.

Часто я встречаю на пути грустной жизни школьников беспечных, для которых жизнь прожить, что поле перейти…

4 декабря. Незаметно пробегут года, просвистят в былое дни и ночи, но я не забуду никогда девушку из города восточного. Буду помнить школу и каток, где мы, взявшись за руки, катались, смех и грусть. Толпа на льду. Едва ли повторится это, друг. Едва ли… Рите Логашевой.

17 декабря. Я не написал в домашнем сочинении («Я люблю свой родной город») о том, что мне нравится северо-западная окраина Свободного с кладбищем и колокольным звоном старой церкви, с ромашкой на улицах. Но я все же написал – там много поэзии. Валентина сморщила лицо: «А заводы, а управление дороги, а стадионы, – сказала она, – вот поэзия». Как гвоздем по стеклу, у Маяковского, сказал я. Валентина задохнулась, по лицу пошли красные пятна.

8 января. «Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих печальною своею действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся