— Не исключено, господин Корин, что завтра где-нибудь в центре грянет взрыв большой мощности и кто-то разлетится на куски. Возможно, что после таких событий ваш мозг просветлеет. И вот тогда вы вновь меня пригласите к себе. Только я не буду стоять в дверях, а выпью бокал шампанского, если мне понравится ваш тост. До встречи, Корин!

Ефимов показал свой оскал и вышел. Хлыст сел в кресло и уставился на забытую газету с портретами пойманного киллера. Ефимов навязывает ему услуги, а почему он должен отказываться? Прав Колюня, таких надо превращать в союзников, а не дразнить в угоду боссам. В борьбе с Шевцовым даже подполковник может помочь, если у него режутся зубы.

Ефимов может стать новой структурой, скрытой от глаз Шевцова.

Хлыст чувствовал, как Шевцов сдавливает клешни на его шее. В любую секунду хребет не выдержит и треснет.

Чиновник из московской прокуратуры смотрел на Сычева, как на таракана, попавшего ему в суп.

— Сожалею, уважаемый… — Он глянул в удостоверение следователя и продолжил: — Уважаемый Алексей Денисович. Мы не имеем права отмечать ваше командировочное удостоверение и позволять вам проводить самостоятельную работу в столице.

— Все мы ходим под одним Богом. Я готов включиться в работу вашей бригады, если она займется поиском беглецов. Россия — одна территория.

— Зря вы ехали в Москву. Вы же грамотный человек и должны понимать, что прокуратура не занимается погонями и розыском. К тому же у нас нет в производстве дела на названных вами уголовников. Это — типичное дело для МВД. Вам надо было дать им телефонограмму, и все! Милиция объявила бы беглых во всесоюзный розыск.

— Милиция существует, а всесоюзный розыск распался с истреблением Союза. Тут нельзя разводить волокиту и спихивать дело с одного ведомства на другое. Мы идем по горячим следам. Коней не меняют на переправе.

— Не цепляйтесь к словам, Сычев. Вы не хуже меня понимаете, что выданные вам полномочия могут действовать в тайге среди медведей, а не в правовом столичном учреждении. У нас есть законы, уставы, инструкции, и мы обязаны им подчиняться.

Сычев встал, взял со стола свои бумаги и вышел из кабинета. В коридоре у окна его ждал лейтенант Горелов, которому час назад дали тот же ответ на Петровке.

— Ну что, Алексей Денисыч?

— Ничего. Мы им не нравимся. Я слишком стар, ты слишком молод. Не пришлись мы ко двору, Палыч. Займемся частным сыском, провались они все пропадом!

Горелов опешил. Такой деликатный дяденька, и вдруг такие выражения.

— А за жабры не возьмут?

— Возьмут. Я так думаю, что тебе надо двигать домой, Палыч. У нас с тобой даже денег нет, и командировку никто оплачивать не будет. Ты думаешь, мы за пару дней в Москве свою работу выполним? Как бы не так.

— Два дня мы сюда пилили, два дня по тайге шныряли, на след вышли, жизнью рисковали, а теперь домой? Мы же точно знаем, что они здесь. Вы же выяснили, где мать Белого похоронили, мы на кладбище ездили, на могиле целая охапка белых роз лежит. С неба такие цветы одинокой старушке никто не пошлет.

Она сама уже на небе. Белый был на кладбище. Факт.

— А дальше? Какие еще есть следы?

— Сами сказали, работать надо. Черт с ними, с деньгами. Несколько дней на вокзале переспать можно!

Ну что Сычев мог ответить сероглазому мальчишке с разбросанными по щекам веснушками? Что он должен сказать старому служаке Петухову? Вернуться домой как побитый пес, чтобы принять поздравления с уходом на пенсию?

— Ладно, Палыч. Деньги я достану. У меня в Москве остались кореша…

— Это точно! И много тебе надо? — Резкий громогласный баритон как гром прозвучал за спиной спорщиков.

Оба тут же обернулись. В двух шагах стоял высокий статный мужчина в синем генеральском мундире с огромной седой шевелюрой. Именно таким представлял себе Горелов положительного героя. Высокий, голубоглазый, мудрый и справедливый. Ну будто с экрана сошел. Лейтенант уже не сомневался в удаче.

— Смотрю и не перестаю удивляться на старости лет. Мир перевернулся. Мальчишка, лейтенант, читает нотацию старому полковнику, а тот только зенками хлопает. Чудеса! Ну что, Леха, не признал?

— Черт подери, Федька?…

— Он самый. Вот уж не думал увидеть тебя!

Старые приятели обнялись и долго хлопали друг друга по спинам и плечам. Сычев выглядел маленьким и невзрачным в объятиях московского начальника. Горелову стало обидно за земляка. Почему так?

— Ты что это, Леха, в ходоки записался? — Генерал указал на кучу бумаг, которую держал в руках Сычев. — Что-то не заладилось, если речь о крыше над головой идет и о хлебе насущном?

— Нет, Федя, все в порядке. Я вот с коллегой с периферии приехал. Отвык от казенных взглядов на некоторые вещи.

— Ладно, знаю я тебя. Помню я вас, первых правдорубов. Любите вы против ветра… — генерал покосился на лейтенанта, — пи-пи делать. Не врубились в систему, службы не поняли. Ну ты докладывай, что случилось?

— Не у меня. У Петухова. Помнишь?

— Илья?

— Ну да. Он уже дюжину лет колонией руководит. Двое мокрушников с оружием соскочили. Следы в Москву привели.

— Чертовщина. Петух, который секретаря ЦК с бриллиантами брал, в ИТК гниет?

— Ему несоответствие грозит. Уже второе. Надо выручать мужика.

— Ладно, Леша, понял. Зайдем ко мне в кабинет. — О Горелове забыли. Лейтенант остался стоять у окна, наблюдая, как двое пожилых друзей пошли вдоль коридора. Огромная ручища генерала легла на узкое плечо сутуловатого следователя, словно орлиное крыло прикрыло слабых сородичей от хищного противника.

В приемной, возле шкафа с документами, перебирала папки секретарша, прикрытая маской строгости. Заколотые на затылке волосы, ненужные очки с нулевой диоптрией, бесформенное серое платье скрывали под собой кокетливую молодую красотку с изящной фигуркой. Когда из секретарш делают уродин, то уже все знают, кроме самого «гримера», который наивно полагает, что одурачил всех своих сотрудников.

— Лидия Петровна, — обратился к девушке начальник, — вызовите ко мне Корягина. И пусть посидит возле двери, пока я его не приглашу.

— Хорошо, Федор Николаевич, — прожурчал тихий голосок. Мощная рука толкнула дубовую полированную дверь, и друзья вошли в кабинет, где можно было устроить зрительный зал, сцену и, по высоте потолка, бельэтаж и галерку.

Федор Николаевич слыл оригиналом и хранил коньяк в нижней части напольных часов, под маятником. Он выудил бутылку из тайника и достал бумажные стаканчики. Дорогой напиток был разлит в дешевую тару, и хозяин кабинета коротко сказал:

— За встречу! За старую гвардию!

Закусили лимоном, еще выпили, сели на огромный кожаный диван, помолчали.

— Черт знает, что они из страны сделали. Хожу по коридору и наблюдаю, как каждый день таблички на дверях меняют. То один сел, то другой.

Делами не занимаются. Едва успевают их передавать из рук в руки. Работать некогда. Добро бы взяточников и лодырей снимали, ан нет! По спискам метут.

Сегодня с 'А' до 'Е', а завтра с 'Ж' до 'М'. Вызываю к себе Сидорова, а приходит Иванов. Того уже след простыл. — Генерал махнул рукой.

— Ну а ты, Федор, не трясешься? Или панцирь из золотой звезды защищает? Я смотрю, ты ее уже не