Солидный и представительный господин Биклемишев был смертельно пьян. Он был настолько не в себе, что долго не мог понять, кто к нему явился, хотя в квартиру гостей пропустил и даже, с трудом ворочая языком, предложил им выпить.

Все это показалось Гурову очень странным. До сих пор он не подозревал в Биклемишеве горького пьяницу. Но очень скоро стало ясно, что вряд ли он таковым является. Крячко обратил внимание, что в бутылке дорогого коньяка, которая стоит на столе, не хватает каких-нибудь двухсот граммов, и сразу же высказал свои соображения на этот счет:

– Смотри, Лева, это его от одного стакана так развезло. Тут два варианта – или он пьет второй раз в жизни, или у человека стресс приключился. Бывает так – когда переволнуешься, то и с одной рюмки ведет.

Обнаружились и еще кое-какие странности. Гуров заметил, что Биклемишев передвигается по квартире в ботинках, перемазанных грязью, которую не так-то просто найти в условиях большого города. И брюки его также были забрызганы грязью. И вообще вид у Валерия Аркадьевича был какой-то помятый и утомленный, точно с утра ему пришлось выполнять тяжелую и непривычную работу. В жизни, конечно, случается всякое, но все-таки из того круга, в котором вращался Биклемишев, редко выходят грузчики и землепашцы, поэтому Гурова все это очень заинтересовало. Он попытался задать Биклемишеву парочку наводящих вопросов, но в ответ получил лишь бессвязные восклицания и неумело исполненные матерные ругательства. Тогда за дело взялся Крячко. Он не стал церемониться и, применив силу, уволок Валерия Аркадьевича в ванную, где минут пять удерживал его голову под струей ледяной воды, невзирая на отчаянные крики и жалобы истязаемого.

Однако когда через пять минут они оба вернулись в комнату, Гуров был поражен почти волшебным преображением хозяина квартиры. Биклемишев был мокрый до пояса, растерянный и жалкий, но от его опьянения не осталось почти и следа. Взгляд его приобрел ясность и осмысленность, и теперь он уже безо всякого сомнения узнал Гурова. Нельзя сказать, чтобы это его обрадовало. Гурову даже показалось, что Валерий Аркадьевич изрядно напуган.

– В принципе, мы уже пришли в норму, – по-свойски сообщил Крячко. – Все-таки доза алкоголя в крови небольшая. Здесь просто особенность нервной системы. А ее мы встряхнули неплохо.

Несмотря на некоторую абсурдность ситуации, Гуров с самым серьезным видом поздоровался и принес извинения за доставленные Биклемишеву неприятности.

– Наверное, мы несколько перешли границы допустимого, – сказал он. – Но этого требуют обстоятельства, Валерий Аркадьевич. Нам срочно нужно поговорить, а вы в некотором смысле оказались совершенно некоммуникабельны. Ради вашего же блага пришлось применить, гм, меры экстремального характера. Прошу вас, не обижайтесь.

Биклемишев тяжелым взглядом посмотрел на Гурова, потом на свою насквозь промокшую рубашку и хриплым голосом сказал:

– Наверное, мне нужно переодеться? Я начинаю замерзать.

– Разумеется, – кивнул Гуров. – Полковник вам поможет.

Слишком доверяться Биклемишеву он не хотел, мало ли что тот мог выкинуть, оставшись в одиночестве. Поэтому Крячко сопровождал Валерия Аркадьевича, как нянька, пока тот не привел себя в порядок.

Наконец они смогли сесть и спокойно поговорить. И первым подал голос Биклемишев.

– Что-нибудь случилось? – Голос его дрожал, и в нем слышалась неприкрытая тревога.

– А должно было случиться? – поинтересовался Гуров. – Я в том смысле, что вы будто ждали какой-то беды, Валерий Аркадьевич. И не только ждали, но даже и искали ее.

Гуров выразительно посмотрел на ноги Биклемишева, хотя тот уже сменил обувь, и брюки на нем тоже были другие.

Биклемишев сделал вид, что не понял намека, однако Крячко тут же растолковал ему все безо всяких дипломатических реверансов.

– Похоже, вы с утра где-то шлялись, Валерий Аркадьевич? – полуутвердительно заметил он. – Занимались оздоровительным бегом?

Биклемишев весь напрягся и резко побледнел.

– С чего вы взяли? – пробормотал он. – Я весь день был дома.

– Водку пьянствовали? – уточнил Крячко. – А ведь вы человек непьющий, Валерий Аркадьевич! В этом плане меня не проведешь. С чего же это вдруг вы решили сегодня нарезаться?

– Вы чем-то расстроены? – тут же добавил Гуров.

Биклемишев молча смотрел затравленным взглядом то на него, то на Крячко, крепко вцепившись в сиденье стула, словно боялся с него свалиться. Он ничего не говорил, и поэтому Гуров задал следующий вопрос:

– Где ваша жена, Валерий Аркадьевич?

И вдруг Биклемишева словно прорвало. Он вскинул руки, уткнул лицо в ладони и протяжно навзрыд зарыдал. Это было так неожиданно, что Гуров и Крячко на секунду остолбенели.

– Что такое? С ней что-то случилось? – Гуров подскочил к Биклемишеву и встряхнул его за плечи. – Прекратите рыдать! Вы же мужчина!

Биклемишев с неожиданной силой оттолкнул его, вскочил и принялся бегать по комнате с криками:

– Я погубил ее! Тая мертва! Он наверняка убил ее! Как мне жить дальше?! Арестуйте меня, расстреляйте! Я заслужил это!

Гуров и Крячко переглянулись. Столь бурное и откровенное признание явилось для них полной неожиданностью. Вдвоем они все-таки сумели усадить Биклемишева на место и кое-как успокоить его.

– Не горячитесь, Валерий Аркадьевич! – призвал его Гуров. – Расстрелять вас мы всегда успеем, извините за такую мрачноватую шутку. Вы сейчас не в себе, а потому вряд ли способны оценивать ситуацию адекватно. Лучше расскажите нам все подробно, а мы уже на свежую голову решим, как лучше поступить. И