– Пешком, кажется, пришла, – наморщил лоб заключенный. – Да, точно, она от жилых домов дорогу переходила.

– Можешь описать эту женщину? – спросил Гуров.

– Да нет, это же давно было, и я уже говорил, что на нее издалека смотрел, – категорически отказался от описаний бывший «копатель», однако с интересом взял протянутый Гуровым листок с фотороботом подозреваемой. Он внимательно рассмотрел изображение и скептически покачал головой. – Может, она, а может, и нет – врать не буду. Говорю же: столько времени прошло. И одета была совсем по-другому.

Предложенный Астафьеву для опознания портрет предполагаемого убийцы Зеленского положительного результата также не принес. Заключенный взглянул на фоторобот и категорически заявил, что никогда не видел изображенного на нем человека.

Еще несколько вопросов, перекрестно заданных Гуровым и Крячко собеседнику, ничего интересного не выявили. Пожалуй, только уточнения по Растегину были полезны для следствия.

– Как же я «пальчик»-то под накладками оставил? – напоследок сокрушенно посетовал Астафьев. – Хотя еще молодой был, неопытный. Вроде не должен был наследить, да лоханулся. Так, граждане полковники, мне точно можно не дергаться? Я ведь вам все как на духу выдал. Останусь я в этой зоне?

– Если все сказал, можешь спокойно тянуть срок дальше, – милостиво разрешил Крячко, и тут же голос его посуровел: – Но если, парниша, ты от нас что-то скрыл, пеняй на себя. Тогда светит тебе дальняя дорога и знойная колымская зима.

От обеда, предложенного радушными хозяевами колонии, Гуров отказался, чем вызвал неподдельную досаду Крячко. Станислав сел в машину и холодно отвернул голову к боковому стеклу.

Его «позы» хватило километров на пять неспешного движения «Пежо» по трассе местного значения. За этот время, видимо, он немного отошел душой, а может, просто растрясся на ухабах, так как стал потихоньку поругиваться на дорогу, бестолкового чайника-водителя и изнеженную «француженку», совершенно не приученную к родному российскому бездорожью.

И только когда они выбрались на Ленинградку и автомобиль умиротворенно зашуршал колесами по асфальту, Крячко стал совсем добрым. Он даже вспомнил, что захватил с собой бутерброды. Станислав, забыв обиды, по-братски поделился едой с Гуровым, правда, не упустив момента при этом поворчать по поводу альтруистов-начальников, которые сами толком не жрут и своих подчиненных держат впроголодь.

Он даже помечтал, что можно было бы задержаться на полчаса и опробовать весь перечень блюд, которые предлагал отведать улыбчивый заместитель по режиму. Однако благодаря излишней ретивости «некоторых», на которых не стоит указывать пальцем, остались они без борща украинского домашнего, карпов жареных в сметане, картошечки отварной рассыпчатой, груздей соленых бочковых, огурчиков маринованных и пирогов с брусникой и клюквой.

И еще, хотя об этом разговор и вовсе не заходил, предположил Крячко, что гостеприимные хозяева зоны запросто могли бы угостить московских гостей, к примеру, особой сливовой или крепким яблочным сидром, под коими кодовыми названиями, как правило, скрывается чистейший первач. Это не Москва с ее чужезаимствованной системой быстрого питания, консервами и консервантами, а русская глубинка, которая как жила, так и живет на всем натуральном, чистом и здоровом.

Розовые мечты коллеги Гуров не разделял. Он за всю дорогу от колонии не произнес ни слова, еще и еще раз анализируя сведения, полученные от бывшего «черного копателя». Отправив Астафьева в отряд, они с Крячко попытались прояснить для себя и уложить в логическую цепь услышанное. Однако толком у них по-прежнему ничего не связывалось.

Единственное предположение, к которому склонились сыщики, было то, что Тушино и берег Химкинского водохранилища, где убили Зеленского, выбраны не случайно. Точка продажи «нагана» от места обнаружения трупа отстояла менее чем на километр. Совпадения, конечно, бывают, но интуиция подсказывала – не в этом случае. Вполне возможно, что убийцы жили где-то рядом или они очень хорошо знали эту местность. И это не только наводило на определенные размышления, но и давало повод для действий.

И еще у Гурова оставалось все меньше сомнений, что женщина, купившая у Астафьева «наган», была сообщницей убийцы. Нечасто встречающееся прозвище, известный конфликт, свидетелем которого стал помощник Зеленского-старшего, вскоре – покупка револьвера, чтобы расправиться с обидчиком… Да и шприц с остатками героина и ВИЧ-инфекция, обнаруженная в следах крови на игле, – заведомо реальные последствия для проститутки со стажем.

Но на этом вся логика очередной раз заканчивалась. Более никакой, даже относительной ее тени в действиях убийц Лев Иванович уловить не мог. Три года лежал «наган», вероятно, купленный этой самой Белкой – Лизкой Белой? Беловой? – чтобы отомстить Зеленскому. И за что отомстить? Чем он ее обидел? А непосредственный убийца, стрелявший в Тима, – кто он? Тоже им когда-то обиженный? А может, нанятый проституткой киллер или самый что ни есть банальный сожитель?

Если помощник Дмитрий был точен в своем рассказе, Белка вцепилась в физиономию Тима на Тверской, как только его рассмотрела в машине. А из этого следовало, что они были знакомы раньше и конфликт должен был разгореться еще до той драки. Судя по открывшимся темным страницам жизни Зеленского в воспоминаниях людей, его окружавших, отношения Тимофея с женщинам были не совсем адекватными. И он, без сомнения, мог раньше контактировать с проституткой и чем-то обидеть ее.

Все бы так, но ведь «наган» еще три года не пускался в дело. Выжидался удобный момент или Тим потерялся из виду? Неужели Белка, если именно она является участницей преступления, за столь немалый срок не могла отыскать Зеленского? Москва, конечно, огромный город, однако сына более чем известного папаши найти большого труда не составило бы.

Очередные загадки и нелепости ввергли Гурова в состояние крепкой унылости. Кстати, и телефонный разговор с Веселовым оптимизма не прибавил. Капитан доложил, что мобильником Зеленского, найденным раздавленным на месте убийства, мог пользоваться только он сам. Последний разговор с этого аппарата, зафиксированный оператором связи, состоялся около семнадцати часов, когда Тим был в полном здравии. Его предположения, что телефоном мог воспользоваться убийца, не оправдались. И еще Веселов сообщил, что отпечатки пальцев, обнаруженные в «Ауди» и квартире убитого и, вероятнее всего, принадлежавшие подозреваемым, в картотеке не значатся. То есть поводов для уныния было более чем достаточно.

Крячко, хорошо знавший Гурова, заметил его сплин и попытался привести друга в относительно нормальное состояние. Однако ни анекдоты, ни веселые воспоминания о былом настроения Гурову не вернули.

– Лева, ты гений! – неожиданно после очередного анекдота, на который Гуров никак не прореагировал, серьезно заявил Крячко, ошарашив его таким громким признанием. – Как ты с ходу определил прозвище этой проститутки! Только Астафьев сказал, что зверек какой-то, а ты, как из двустволки, дуплетом и без промаха выдал: «Белка!». Я бы так не смог.

– Он же сообщил, что этот зверек еще и прыгает, – едва заметно улыбнулся Лев Иванович.

– Да мало ли кто из зверьков прыгает? Я тебе сейчас не задумываясь штук тридцать животин перечислю, которые прыгают и их зверьками называют, – нахмурил лоб Крячко. – Куница, норка, хорек, тушканчик…

– Еще суслик… – помог ему Гуров.

– Нет, суслик не прыгает, он бегает по степи, – поправил товарища Крячко.

– Ну, тогда кенгуру – он точно прыгает, – выдал вариант Лев Иванович.

– Хватит издеваться, – посуровел Крячко. – И ты не только прозвище этой подруги вычислил, но и сразу на аналогичные фамилии вышел.

– И даже на имена, – едва сдерживая смех, уточнил Гуров. – Лариса, Лиза… Это, Стас, даже не предвидение сыщика, а научный подход к своей профессии. Ты метод дедукции помнишь?

– И не только, – подозрительно глянул на Льва Ивановича Крячко. – Изучали когда-то. Есть еще и метод индукции. Один – от частного к общему, второй – от общего к частному. Что-то ты, Лева, кажется, мне баки заливаешь? Я тебе не доктор Ватсон, да и ты на Шерлока Холмса не совсем похож.

– Ну а если так, то никакого предвидения вовсе и не было, – признался Гуров. – В беседе со мной помощник Зеленского-старшего вспомнил случай, когда тот своего сына из милиции вытаскивал. Там эта