– Я не знал, – глухим басом ответил он. Кровь стекала по его руке и, срываясь с пальцев тягучими каплями, падала на асфальт. – Но подозревал, что рано или поздно ты объявишься у Паши. Мне доложили о том, какой шухер ты устроил у Битцевского парка, о том, как туда нагрянул наряд, и о том, что незадолго до этого ты успел тепло пообщаться с Широковым. Любой нормальный человек понял бы, какие действия ты предпримешь дальше. Но я наделся тебя опередить. И не успел…

– Кто стоит за производством паленой водки?

Елисеев остановился и повернул голову. На лице его играла саркастическая усмешка. Казалось, еще секунда-другая – и он открыто рассмеется полковнику в лицо.

– У тебя есть на меня досье, Гуров? – прозвучал совершенно неуместный вопрос, и сыщик не сразу нашелся с ответом.

– При чем тут это?

– Так есть или нет?

Они стояли на выходе со стоянки, оглушаемые звуком все еще работающей на полную мощность сигнализации. Паника среди местных жителей уже прекратилась, но Гуров почти был уверен, что кто-нибудь из них уже вызвал милицию. Да и оставшиеся на дороге покореженные «Пежо» с «Ситроеном» должны были бы уже привлечь внимание сотрудников ГИБДД.

– Пока нет. – Гуров цепко приглядывался к своему визави. – У меня еще как-то не было времени заниматься твоей персоной. Но оно непременно будет…

– Вот. – Елисеев выставил перед собой левую руку и демонстративно поднял вверх указательный палец. – Как будет, ты его прочти внимательно, а потом скажешь мне, написано ли в нем, что я – лох. Тогда и будешь задавать свои идиотские вопросы. Я – не Гена Широков. И не Минаев. Чего ради я стану давать какие-то показания против себя или тех, кто мне платит. Врубаешься, Гуров?

– А на что ты рассчитываешь? – Полковник едва сдерживал клокотавший внутри его гнев и чувствовал, как у него зарождается непреодолимое желание врезать этому типу по морде. От души. – Думаешь, что о тебе похлопочут твои покровители, если ты станешь держать язык за зубами? Я в этом сильно сомневаюсь. Ваши сотрудники подпольного цеха у Битцевского дадут против тебя показания. Против тебя и Бесшапошникова. Вам обоим кранты. Если Бесшапошников окажется посговорчивее, то основная вина ляжет на тебя. И ты пойдешь в этом деле паровозом. Знаешь такое выражение?… А если и он выкажет столь же завидное упрямство и будет молчать, ваши покровители только обрадуются подобному раскладу. Вытаскивать вас из неприятностей накладно, да и риск великоват. Гораздо проще повесить на вас все и закрыть дело… И ты после этого все еще будешь думать, что ты не лох?

Лицо Елисеева стало еще более свирепым. Он был похож на разъяренного быка. Гуров понял, что удар его достиг нужной цели.

– Ладно. Пошли, лох. – Он указал задержанному на выход с автостоянки. – И подумай пока над моими словами.

Думать Елисеев не стал. Вместо этого он решил действовать. Грубо и стремительно. Сделав всего два шага по направлению к машине, он ловко наклонился, подобрал с земли оставленную кем-то металлическую трубу, резко развернулся и ударил Гурова в грудь. Полковник успел закрыться, но рефлекторно сделал это правой рукой, в которой был зажат «штайр». Удар пришелся на локоть, рука онемела, а пистолет шлепнулся к ногам Гурова. Елисеев без промедления бросился на своего противника. Гуров нырнул вниз, уходя от просвистевшего у него над головой импровизированного оружия и одновременно встречая неприятеля ударом головы в живот. Воздух шумно вырвался из груди Елисеева. Левой рукой Гуров вырвал у него трубу, но сам тут же опрокинулся на асфальт под тяжестью навалившегося на него тела. Теперь мужчины были в равных условиях. Оба без оружия, и ни один из них не мог действовать правой рукой.

Елисеев попытался ударить Гурова лбом в переносицу, но сыщик уклонился. В ответ он дважды ударил противника по ребрам. Затем толкнул грудью и скинул Елисеева с себя. Тот откатился в сторону и попытался достать оброненное Гуровым оружие. Полковник уже вскочил и ударом ботинка отшвырнул «штайр» в сторону. Елисеев схватил сыщика левой рукой за щиколотку, а сам, вскинув ногу, ударил Гурова под коленную чашечку. Полковник не удержал равновесия и упал. Елисеев вскочил на ноги.

– Ну, и кто из нас теперь лох, урод?

Гуров загораживал от противника лежащий на асфальте «штайр», но тот и не предпринял новой попытки завладеть оружием. Вместо этого он поднял трубу и вскинул ее над головой.

– Один маленький момент искренности, – произнес Елисеев. – Я хотел, чтобы все это произошло не так. Я хотел на твоем примере преподать урок всем легавым. И даже тем засранцам, которые диктуют условия нам с Бесшапошниковым… Все менты одинаковы, и вы мало чем отличаетесь от нас. Только вам удобнее прикрываться законом. Фамилий называть не буду даже сейчас, хотя тебе вряд ли представится возможность воспользоваться полученной информацией… Ну а теперь попрощаемся, что ли?

Труба обрушилась вниз, но за секунду до этого Гуров стремительно метнулся Елисееву в ноги. Металл ударился об асфальт, выбив сноп искр. Сбитый с ног Елисеев больно ударился затылком. Труба отлетела в сторону, и он, с трудом балансируя на грани сознания, вцепился пальцами левой руки в горло полковнику.

– Удавлю, тварь! – прохрипел он.

Гуров, лежа на нем сверху и по-прежнему не чувствуя правой руки, левой перехватил Елисеева за запястье и попытался вывернуть ему кисть. Но тот только крепче сжимал горло сыщика, и уже через пару секунд перед глазами Гурова поплыли радужные круги. Он понял, что теряет сознание, но отдернуть от горла руку противника так и не получалось. Гуров отпустил запястье Елисеева и, не глядя, ударил его кулаком по лицу. Затем еще раз и еще… Гуров продолжал бить противника даже после того, как хватка ослабла, а затем рука Елисеева и вовсе откинулась в сторону, стукнувшись костяшками пальцев об асфальт. Гуров сел ему на живот и отдышался. Все лицо противника превратилось в бесформенное кровавое месиво, но пузырящаяся на губах пена свидетельствовала о том, что Елисеев был еще жив.

С воем сирен во двор ворвались два милицейских автомобиля. Гуров повернул голову. Два «Опеля» с синими полосами по бортам блокировали автостоянку с противоположных сторон. Громко захлопали дверцы, и вниманию полковника предстали пять бравых широкоплечих бойцов в тяжелых бронежилетах и в касках с опущенными пуленепробиваемыми забралами. В руках у каждого было по автомату, и все пять стволов устремились в направлении сидящего на своей жертве Гурова.

– Не двигаться! Руки за голову! – Зычная команда разнеслась по всему двору, без труда перекрывая гул сигнализации и вой сирен.

Практически в каждом окне ближайшей девятиэтажки появились головы любопытных. Самые смелые уже стояли в дверном проеме подъезда.

Из «Опеля», что располагался правее места событий, неторопливо выбрался мужчина в штатском с мегафоном в руке. На нем была однотонная коричневая рубашка из шелка и светлые льняные брюки. Большую часть лица закрывали огромные зеркальные очки.

Мужчина поднес мегафон ко рту и спокойно произнес, обращаясь к Гурову:

– Слезь с него и держи руки на затылке.

Кричать что-то в ответ полковнику не хотелось, а потому он покорно выполнил распоряжение. Вернее, выполнил его не полностью. Поднялся с Елисеева, который все еще находился без сознания, и положил на затылок только правую руку.

– Вторую, – потребовал мужчина в солнцезащитных очках.

Гуров жестом дал ему понять, что рука не функционирует. Мужчина на мгновение заколебался, а затем спросил через мегафон:

– Оружие есть?

Сыщик отрицательно покачал головой. Мужчина подал короткий знак одному из подчиненных. Тот опустил автомат и приблизился к Гурову. Быстро и сноровисто обыскал его. Заметив пустую наплечную кобуру, удивился.

– Удостоверение в нагрудном кармане, – сказал ему Гуров.

Парнишка поднял забрало, и полковник смог увидеть, насколько он молод.

– Что?

– Я из уголовного розыска, – с трудом проговорил Гуров. Горло еще болело. – Главное московское управление. Удостоверение в кармане. Посмотри.