– Стас! – Она окликнула его, когда он двинулся из комнаты в коридор.

Крячко обернулся.

– Из всех, кто подбирал меня в переулке, никто не целовался так хорошо, как ты. – И она засмеялась.

Крячко оценил ее юмор и улыбнулся в ответ. А затем уже решительно направился за пакетами с продуктами, оставленными у двери.

Расположились прямо на полу, подстелив газетку, и ели, ломая хлеб и колбасу руками.

– Неплохой получился пикничок. – Лариса сидела, по-турецки скрестив ноги, и Крячко не раз ловил себя на том, что останавливает взгляд на ее обнаженных коленках.

– Не хватает только запеченной в костре картошки, – подхватил он.

– О! Ты тоже это любил?

– А то! Еще спрашиваешь! Помню, мы с друзьями специально убегали с уроков, чтобы сделать костерок, запечь картошечку, и все такое. У нас было для этого даже специальное место. Закуток между гаражами, прямо за школой.

Лариса слушала его с самым искренним интересом. Да Стас и сам увлекся воспоминаниями. Он чувствовал себя рядом с этой девушкой на удивление легко и свободно.

– Ну, я такими вещами в школе не занималась. – Перекусив на скорую руку, Лариса откинулась назад и теперь полулежала, оперевшись на локоть. – Я была примерной ученицей. А вот когда на острова ездила с родителями, там – да! Красота. Беззаботное все-таки было время. Жаль, что вернуться в детство никому еще не удавалось. Я бы хотела.

– А я – нет, – честно признался Крячко.

– Почему?

– В детстве я был хуже. – Он улыбнулся, помолчал и добавил: – И в детстве я не встретил тебя.

– Да, было бы странно, если бы в детстве на меня покушались люди в погонах.

За легкими и непринужденными разговорами как-то незаметно пролетел час. Или, может, еще больше. Стас потерял ориентиры во времени. Из головы даже как-то вылетели причины, по которым они с Ларисой оказались на этой квартире. Девушка чувствовала то же самое.

– Господи! Я и забыла! – воскликнула она, поднимаясь на ноги. – Мне же нужно было позвонить полковнику Игонину. А может, уже и Лишайников объявился. Чем скорее мы покончим с этой историей, тем лучше.

– Ты права, – согласился Крячко.

Чтобы не мешать Ларисе говорить с начальником по телефону, Стас направился в ванную. Пустил струю холодной воды. Мыла не было, так что приходилось обходиться без него.

Из комнаты до слуха Крячко доносился голос Ларисы. Станислав сунул ладонь под кран, намочил ее и провел по волосам. Надо было привести мысли в порядок и сосредоточиться на деле. И нужно еще раз позвонить Гурову…

Дворик, в котором он оказался, не был глухим. С четырех сторон его окружали кирпичные девятиэтажки, но между ними были проходы, где вполне могли разминуться как минимум два «КамАЗа». Однако интуиция подсказывала Гурову, что Елисеев дворика не покидал. Он затаился где-то здесь и выжидал. Чего? Либо удачного момента для атаки, либо того, что Гуров смирится с потерей противника и уйдет.

Полковник внимательно огляделся. Детская площадка с песочницей и качелями, небольшая стоянка на пять-шесть машин, аккуратно подстриженные газоны с невысокими деревьями. Ну, и, конечно же, внушительное число подъездов. Елисеев мог воспользоваться в качестве укрытия любым из них… И все же Гуров в первую очередь сосредоточил свое внимание на стоянке. Поколебавшись долю секунды, полковник направился к ближайшему автомобилю. Его тяжелые шаги эхом отскакивали от кирпичных стен.

Елисеев рассчитывал на внезапность и на свою более выгодную огневую позицию. Он выскочил из-за стоящего третьим по счету в общем ряду «Ниссана» и, вскинув «марголин», выстрелил три раза подряд. Гуров молниеносно распластался на земле и откатился в сторону детской песочницы. Елисеев выстрелил еще дважды, и пули взметнули вверх фонтанчики речного песка. Держа оружие двумя руками, Гуров выставил его перед собой и спустил курок. Бьющее по глазам солнце мешало полковнику качественно прицелиться. Со звоном раскололось стекло, сработала сигнализация, со стороны стоящей слева от Гурова девятиэтажки кто-то истошно закричал. Через пару секунд к женскому крику присоединилось еще несколько. Среди людей, находящихся во дворе, началась паника. Взрослые громко звали детей, те визжали, залаяла собака.

Гуров вскочил на ноги и опрометью метнулся по диагонали через детскую площадку. Боковым зрением он заметил, что Елисеев побежал в том же направлении, только минуя стоянку, двигался к последнему подъезду крайнего строения. Ясное дело, что лишняя шумиха была ему не на руку, но на что он рассчитывал? Просто скрыться? Гуров поклялся самому себе, что не позволит неприятелю сделать этого. Остановившись на стыке заграждения автомобильной стоянки, куда не попадали солнечные лучи, Гуров прицелился и выстрелил по движущейся мишени. Елисеев рыбкой нырнул в зазор между двумя автомобилями. Полковник замер в ожидании, но ничего не менялось, не считая того, что паника во дворе достигала своего апогея. Слышались крики: «Милиция!» и «Вызовите кто-нибудь МЧС!» Елисеев же не проявлял больше никаких признаков активности. Может, Гурову все-таки удалось зацепить его в полете и он ранен?

Полковник быстро пошел вперед, не опуская при этом оружия, готовый в любой момент открыть огонь на поражение. Достигнув предпоследнего автомобиля – новенькой белой «шестерки», – он остановился. Затем осторожно двинулся боком, плавно перенося вес тела с одной ноги на другую.

Елисеев действительно был ранен. Из правого плеча струилась кровь, окрашивая короткий рукав белой футболки в грязно-багровый цвет. Он сидел на асфальте, привалившись спиной к корпусу «шестерки», и, зажав «марголин» между колен, левой рукой старался пристроить в оружие новую обойму. Пальцы не слушались его, он время от времени ронял обойму, поднимал ее и возобновлял манипуляции. Однако рука не слушалась его, плетью свисая вдоль тела. Видимо, пуля задела какое-то нервное окончание, нарушив двигательные функции. Елисеев нервничал и тихо, но витиевато матерился.

Гуров, шагнув в пространство между автомобилями, наставил на него дуло «штайра» и коротко распорядился:

– Встать!

Елисеев поднял на него взгляд.

– Живучий ты, однако, ментяра. Или просто везунчик, – негромко произнес он.

– Будем считать, что я – везунчик, – парировал полковник. – А теперь поднимайся.

Елисеев ухмыльнулся, отбросил так и не пригодившуюся ему обойму, отпустил зажатый ногами пистолет и, опираясь на левую руку, медленно поднялся. Глаза его были злыми, с покрасневшими белками.

– Я наводил о тебе кое-какие справки. – Он привалился к корпусу «шестерки». – Крепкий орешек, да? Неуязвимый полковник Гуров? Но ты ведь знаешь, что на каждую силу имеется большая сила. И когда- нибудь…

– Когда-нибудь – безусловно, – мрачно ответил Гуров. – Только ты на роль этой силы не подошел.

– Не зарекайся, легавый.

– Разворачивайся и иди к машине.

Елисеев сплюнул себе под ноги, развернулся и двинулся к автомобильной стоянке. Полковник, держа его под прицелом, пошел следом.

– Как ты узнал, где я? – бросил он в спину задержанному.

Елисеев не обернулся.