Значит, я могу лететь?

Куда?

В Буэнос-Айрес, — напомнила я. — Это город такой. Столица Аргентины…

Думаю, пока мы не закончим работу, ни о каком вылете и речи быть не может.

Какую работу? — возмутилась я самым естественным образом.

Видите ли… — Белинда, видимо, забыв, что перед ней сидит такая же советская баба, эффектно закинула потрясающей формы ногу на ногу, продемонстрировав заодно высокое качество телесного цвета колготок. — Выяснилось, Мальцева, что вы — женщина не только весьма ценная, но и довольно богатая.

Да уж, — пробормотал «итальянец», закончивший осмотр помещения и расположившийся непосредственно на моей разобранной до неприличия девичьей кровати.

Надеюсь, вы имеете в виду богатство духовное? — промямлила я.

О, нет! — усмехнулась стерва из ГРУ. — От духовности там — только запах денег и тайн, которым пропитаны все банки в мире.

Что-то я не пойму, о чем вы толкуете.

А вам и не надо ничего понимать! — отрезала Белинда. — Выяснилась совершенно потрясающая вещь, Мальцева: ваш друг, этот самый подполковник Виктор Мишин, которого обыскалась буквально вся Лубянка, оказался настолько благородным мужчиной, что оставил на ваше имя небольшое… как бы это выразиться… завещание.

Он что, умер?

Это не имеет значения, — по-змеиному улыбнулась Белинда. — Завещания, как известно, оставляют не только покойники.

Не знаю, что он мне оставил, — пробурчала я, — но с благородством Мишина вы явно перегнули палку, девушка.

Это почему же?

Да потому, что мне об этом он не сообщил ничего. Согласитесь, как-то странно получается: оставлять наследство, не ставя об этом в известность…

А почему вы не спрашиваете, что именно завещал вам подполковник Виктор Мишин? — невинным голосом быстро спросила Белинда.

Потому, что я не верю ни в вашу историю, ни тем более в благородство профессионального убийцы, — отрезала я. — Как и все ваши коллеги, вы что-то разыгрываете, на что-то намекаете, изображая из себя одновременно и щит, и меч государства, которое позорите самим фактом своего существования. И при этом даже понять не хотите, что мне глубоко безразличны ваши дешевые игры. И перестаньте сверкать ляжками перед моим носом! — рявкнула я с интонациями школьного военрука. — Я не сексуально озабоченный мужчина и мне омерзительна лесбийская любовь!

«Итальянец» хмыкнул.

Не стоит впадать в пафос оскорбленной нравственности, Мальцева, — голос Белинды звучал сдержанно, но ее выразительные, удлиненные к вискам глаза, потемнели. — Тем более, что в ближайшие пару дней вам предстоит как следует поработать. Я подчеркиваю: КАК СЛЕДУЕТ! Иначе прекрасный город Буэнос-Айрес в комплекте со своим любимым мужчиной вы сможете увидеть только в другой жизни…

Это нарушение договора! — хмуро запротестовала я.

А вы пожалуйтесь на меня в ваше долбанное ЦК ВЛКСМ, Мальцева, — радушно предложила Белинда, продолжая сверкать ляжками перед моим носом. — А они вызовут меня на бюро, вынесут строгий выговор с занесением и запретят мне в течение года выезжать в социалистические страны по турпутевкам.

Может быть, вместо упражнений в солдатском юморе, вы объясните мне, о каком таком наследстве, якобы оставленным мне Мишиным, вы толковали? — спросила я тихо. — А то ваши лозунги поработать КАК СЛЕДУЕТ звучат как-то неубедительно…

Работаете только по убеждениям? — усмехнулась Белинда.

А вы что, хотите предложить мне деньги? — ответила я.

О, нет! — воскликнула Белинда. — Я могу предложить вам только выбор. Правда, выбор действительно непростой…

Она коротко кивнула «итальянцу», и этот мимолетный жест словно привел в действие механическую игрушку: красавчик с длинными волосами и профилем римского патриция моментально вскочил, выхватил из- за пояса пистолет с длинным черным стволом, сделал два шага вперед и приставил к моему лбу согретый телом цилиндрический кусок металла.

«Ты должна быть готова к этому, — вспомнила я наставления Паулины. — Но ровно настолько, чтобы сразу же не потерять сознание и хоть как-то контролировать развитие ситуации. Не бойся за свою жизнь, Валечка. Запомни: только в очень дешевых фильмах, снятых твоими голливудскими соотечественниками по материнской линии, с человеком, приговоренным к смерти, ведут предварительные беседы о смысле бытия и ценности человеческой жизни. Приговоренного обычно убирают сразу, из-за утла, без излишнего драматизма. Во всех остальных случаях твоей жизни практически ничего не угрожает. Пока к твоему горлу приставляют бритву, пока к твоей груди подносят оголенный электрод, пока тебе демонстрируют полиэтиленовый мешок, который через секунду должен быть наброшен на твою голову, знай, девочка: с тобой просто торгуются, у тебя хотят что-то выяснить, получить какое-то подтверждение. Но и переигрывать тоже не следует. Женщина — существо слабое. Насколько мне известно, только в коммунистической литературе несгибаемые героини отказываются раскрывать известные им секреты и смело идут на эшафот или к стенке. Впрочем, это всего лишь место идеологии в литературе. В реальной жизни ни одна женщина в мире не способна вынести муку физической пытки и сразу же раскрывает то, что хотят от нее узнать. Скажу больше, девочка: во всех западных спецслужбах существует четкая инструкция. Кстати, не только для женщин: агент имеет право выдать государственную тайну и не считаться изменником в случае, если его жизни грозит непосредственная опасность. Ибо даже самая охраняемая государственная тайна ничто в сравнении с жизнью человека…»

Вы что, сдурели? — сдавленным шепотом выдавила я из себя, чувствуя, несмотря на логические доводы Паулины, самый неподдельный, ЖИВОТНЫЙ страх.

Это для того, чтобы ваш выбор, Мальцева, не был, во-первых, мучительным, а, во-вторых не затянулся, — деловито пояснила мегера в колготках. — Сейчас я задам вам три вопроса, Мальцева. Отвечать на них пространно не следует — только «да» или «нет». Ответите честно, — и у вас появится небольшой шанс выжить, солжете — и Макс («Дела хреновые, — подумала я с тоской. — Она впервые назвала в моем присутствии имя своего красавчика!») тут же нажимает спусковой крючок. Вопросы есть?

А он не нажмет на спусковой крючок, когда я стану спрашивать?

Не идиотничайте, Мальцева!

Если вы точно знаете, когда я лгу и когда говорю правду, к чему весь этот спектакль с пистолетом?

Ваша искренность станет поводом для нашей совместной работы, — невнятно пробормотала Белинда.

Хорошо, — кивнула я.

Вы были с Мишиным в банке?

Д-Да.

Вы подписывали там какой-то документ?

Да.

Вы знали, что именно оставил Мишин в банке?

Нет.

А вот теперь поговорим обстоятельнее, — пробормотала Белинда и властным