name='56'>-GZ
-
117», оснащенный комплектом тактических ракет «воздух — земля», и последовал строго за катером на высоте 150 метров.
Через пятьдесят минут, приглушив турбодвигатели, катер мягко ткнулся в обшитый толстым слоем технического каучука пирс, над которым возвышался бело-голубой щит с надписью «0- 13».
Из стоявшей на расстоянии двух десятков метров от пирса серой «Вольво-440» вышло двое мужчин средних лет. Едва только единственный пассажир катера пересек сходни и ступил на израильскую территорию, один из встречающих в четыре шага преодолел дистанцию и протянул руку американцу:
—
Добро пожаловать в Израиль, сэр! — на прекрасном английском произнес мужчина.
Американец молча кивнул и пожал протянутую руку…
Оказавшись один на заднем сидении «Вольво», гость вытянул из нагрудного кармана пиджака пластмассовый патрон, отвинтил крышку и извлек длинную сигару.
—
Далеко ехать? — негромко поинтересовался гость?
—
Минут пятнадцать, сэр.
—
В таком случае, я могу закурить?
—
Конечно, сэр, — не оборачиваясь ответил сопровождающий. Второй мужчина, тем временем, аккуратно вел тяжелую машину по извилистой дороге.
Машина действительно находилась в пути не больше пятнадцати минут. Изрядно попетляв по совершенно безлюдным холмам, «вольво» неожиданно въехала через распахнутые чугунные ворота на посыпанную бордовым гравием дорожку и, шурша широкими скатами, остановилась у подъезда плоской одноэтажной виллы, окруженной со всех сторон плотной стеной изумрудных кипарисов.
—
Мы приехали, сэр!..
Едва только американец оказался в кондиционированной прохладе виллы, он увидел пожилого лысого мужчину в серой тенниске, нагрудный карман которой украшали блестящие зажимы сразу трех авторучек.
—
Генри!
—
Соломон!
Мужчины обнялись.
—
Ты совсем не изменился, Соломон… — Уолш с нескрываемым удовольствием оглядел Гордона.
—
Не морочь мне голову, Генри! — ворчливо отозвался Гордон и подтолкнул Уолша к огромному кожаному креслу. — Садись, я же знаю, что у тебя, как всегда, расписана каждая минута.
Сев напротив гостя, Гордон окинул его внимательным взглядом.
—
Сколько лет мы с тобой не виделись, Генри?
—
Четырнадцать, — не задумываясь, ответил начальник оперативного управления ЦРУ.
—
Ты постарел, сынок, — печально сообщил Гордон. — Ты очень постарел…
—
В этом году мне исполняется шестьдесят семь, — Уолш развел руками.
—
Ну и что? — покровительственно улыбнулся Гордон. — Подумаешь, шестьдесят семь лет! Ты совсем еще мальчик, Генри.
—
Для тебя, старик, я всегда буду мальчиком.
—
Разве это плохо? — пожал плечами Гордон.
—
Но для своей семьи я, увы, совсем немолодой человек, — не отвечая на вопрос, улыбнулся Уолш. — На столько немолодой, что проделывать подобные путешествия мне уже, видимо, не стоит.
—
Я это знаю, — кивнул Гордон. — Поверь, Генри, если бы врачи не запретили мне подниматься над землей выше пятнадцати сантиметров, я бы с удовольствием слетал бы в Штаты. Ты же знаешь, как я люблю твою страну, сынок.
—
Будем считать, что мы обменялись любезностями. Я слушаю тебя, Соломон.
—
Второе лицо в ЦРУ, собственной персоной… — пробормотал Гордон и развел руками. — Такая честь!
—
Первое лицо в Моссаде, — улыбнулся Уолш. — Честь еще большая!
—
Хочешь кофе, Генри? Настоящий арабский кофе с кардамоном? — Гордон прищелкнул пальцами. — Наши обаятельные соседи в куфиях утверждают, что именно благодаря этому рецепту приготовления кофе они способны делать по двенадцать — пятнадцать детей одной женщине. Представляешь себе?
—
Сейчас в Штатах четыре часа утра, — взглянув на часы, негромко произнес Уолш. — В 16.00 у меня очень важное совещание, на котором я обязан присутствовать. Не трать время на протокол, Соломон, переходи к делу! Ты же видишь: мне достаточно было твоей просьбы, чтобы оказаться здесь, на краю света. Я ведь понимаю: просто так ты бы не позвонил…
—
Верно, — кивнул Гордон. — Итак, с чего же мне начать?..
—
С того, что ты завербовал Мишина, а тот, в свою очередь, информирует твоих людей о ходе нашей операции, — улыбнувшись, подсказал Уолш. — Однако тебе этого показалось мало, и ты, Соломон, решил, что обладаешь достаточной информацией, чтобы считать себя в каком-то смысле компаньоном нашей фирмы именно в этом деле. И теперь тебе явно что-то нужно, для чего, собственно, ты и решил встретиться со мной…
—
Я тебя люблю, Генри, — тихо сказал Гордон, утомленно прикрыв глаза. — Люблю как старшего сына. И, прежде всего, за твою светлую еврейскую голову.
—
Объясни, Соломон, как у выходца из итало-ирландской семьи может быть еврейская голова? — скептически хмыкнув, спросил Уолш.
—
Когда часто общаешься с евреями, это совершенно нормальное явление.
—
Наверное, ты прав…
—
Ты достаточно точно сформулировал мой первый вопрос, — Гордон открыл глаза и сфокусировал тяжелый взгляд где-то на середине высокого лба американца. —
Так, может быть, ответишь на его предпоследнюю часть?
—
Напомни мне, о чем там шла речь?
—
Ну, речь шла о том, могу ли я в каком-то смысле считать себя вашим компаньоном в этом конкретном деле?
—
Ты не очень на меня обидишься, старик, если я скажу, что не можешь? — спросил Уолш, вытаскивая сигару.
—
Очень! — Гордон скорбно покачал головой. — Я очень на тебя обижусь, сынок. Так сильно, что не шепну тебе на ушко одну важную вещь, без которой вся ваша операция не стоит ломанной лиры.
—
Что ты вообще знаешь об этой операции, Соломон? — Уолш пожал плечами и щелкнул зажигалкой. — Мы знакомы с тобой много лет, старик. Ты ведь не настолько наивен, чтобы предполагать, что мы не рассматривали вариант с перевербовкой Мишина. Все рассматривали. Твой Мишин знает ровно столько, сколько должен знать. Ни больше, ни меньше!
—
Но я ведь не Мишин, сынок, — по-отечески мягко уточнил шеф Моссада. — И меня, собственно, потому и не выталкивают на пенсию, что я стремлюсь знать больше, чем того бы хотели другие. Даже такие верные и бескорыстные друзья Израиля, как ты, дорогой Генри! Так ты хочешь, чтобы я тебе шепнул кое-что на ушко, или так и уедешь, даже не попробовав гифелте фиш, которую специально к твоему приезду приготовила одна старая еврейка из Вильно?
