— Я пойду… — загнанно сказал Юра и действительно стал выбираться из-за стола. Анжелика тоже вскочила, чтобы держаться от него подальше.

Но он не сделал ни единого движения в ее сторону.

Его шатало. Он держался за край стола и повторял:

— Ей конец, и мне конец.

— Сядь! — крикнул Саша. — Сядь, дурак!

Он силой усадил его обратно. Анжелика прижалась спиной к стене, губы у нее побелели. Через минуту, не дождавшись продолжения сцены, она спросила:

— Кому это конец? Мне?

— Маме… — Юра вдруг часто и тяжело задышал, закрыл лицо ладонью и заплакал.

— Маме? — Она слегка отошла, увидев, что он ей в самом деле не угрожал. Но за стол сесть не решилась. Этот плачущий двухметровый парень не внушал ей больше страха, но видеть его было неприятно. Она обратилась к Саше:

— Ты можешь мне объяснить, что они с мамой сделали и почему ты их выгораживаешь? Мне бы так помогал на следствии, вместо того чтобы сплетни разносить!

— Я не сплетни разносил, я тебе помог.

— Чем это?

— Мало ли кто мог узнать про бриллианты? А ты смолчала бы, а это подозрительно. Чем больше следователь будет знать, тем лучше для тебя. Тебе скрывать нечего.

Она недоуменно посмотрела на Юру. Саша, осторожный Саша, впервые столь открыто обсуждал их дела в присутствии постороннего свидетеля. Ей пришла в голову дикая мысль — а настолько ли Юра посторонний? Его появление в доме в ту ночь…

Его страх. Его скрытность, нежелание идти к следователю. Все это можно теперь объяснить страхом за себя и за мать. Но поведение Саши, его непонятная откровенность? Она поманила его, и он вышел за ней в коридор. Там она приперла его к стенке:

— Он что — все знает?!

— Нет, — от Саши пахло вином и табаком, глаза припухли, как всегда после алкоголя. Он выглядел ничуть не смущенным и не растерянным. — Он ничего не знает.

— Так зачем ты при нем говоришь на эти темы?

— На какие?

— О следователе, о бриллиантах…

— Дурочка, ты сама завела все эти разговоры! — снисходительно напомнил он. — И между прочим, ничего криминального тут нет. Думаешь, родственники всех покойников на свете только и делают, что рвут на себе волосы и молятся за упокой их душ? Они делят наследство, цапаются друг с другом… А уж если еще и следствие идет — это постоянная грызня…

— Ладно, но я не буду ничего подтверждать.

— Из мести, что ли?

— Просто не буду. Я не обязана.

— Ты хочешь, чтобы у них были крупные неприятности? Что они тебе сделали-то? Юрка к следователю пошел, хотя не хотел, можешь мне поверить.

— Он обязан был пойти.

— А мог и не пойти. Мог вообще не говорить тебе о блондинке. Его же никто не заставлял. Но он все рассказал, а сам вляпался. Ты должна ему теперь помочь.

Свистящий шепот действовал ей на нервы. Анжелика немного отодвинулась и спросила:

— Эта помощь мне дорого обойдется?

— Пара фраз, и отвечать за вранье не будешь.

Кто докажет, что они сюда в гости не заходили? Соседи снизу? Да они на ваш этаж вообще не поднимаются. Юрка с матерью ни с кем из дома не общаются. Как ты скажешь, так и запишут. Больше свидетелей не будет. А им, сама понимаешь, было опасно врать, что они тебя видели в девять часов…

— Но я действительно ушла в девять! Что опасного-то — правду сказать?!

— Зато теперь тебе это пригодилось, — заметил он. — Как твое алиби?

— Рассказала, — мрачно бросила она. — Не знаю, что теперь будет. Не иначе, я с ума сошла. Но мне было так страшно! И я так устала…

Она провела рукой по спутавшимся за день волосам и прошептала:

— Да ладно… Бог с вами. Скажу я, что они тут были. Только нервы с вами трепать… И сигарета, значит, его мамаши… Стоило столько мучиться…

Ленка узнала об этом?

— Я предпочитаю ей не говорить.

— Почему же?

— Она мне вообще перестала нравиться.

— Так разведись, — посоветовала Анжелика.

Она прислушалась — на кухне раздавались шаги.

Юра, видимо, метался взад-вперед, чувствуя, что решается его судьба.

— Дело не в разводе, — озабоченно заметил Саша. — Она мне кажется ненормальной. Знаешь, этой ночью кричала во сне, все такое странное…

— Это бывает со всеми.

— Она кричала: "Убей ты его, убей ты его наконец! ", а потом как расплачется… Я проснулся, сперва не понял, что случилось… Слушаю ее, смотрю, как она ревет, сам чуть не рехнулся… Разбудил, она ничего не помнит, утверждала, что снов не видела. Мне с ней стало тяжело, честно говоря.

— Я пойду… — донесся голос из кухни.

Саша ухватил Анжелику под локоть и втащил туда. Усадил на табурет. Она не сопротивлялась.

— Все в порядке, Лика подтвердит, что вы заходили в гости.

Она потянулась за спичками. Спросила:

— А все-таки, можно узнать, чего ради ты сюда пришел? И при чем тут твоя мама?

— Мама здесь бывала. У него, — с трудом выдавил тот.

— В смысле?

— Подумай, и поймешь, в каком.

Ее рука, в которой она держала зажженную спичку, внезапно дернулась от боли — спичка догорела, огонь опалил указательный палец. В этот миг, в долю секунды, вспышка боли вдруг озарила все, что до сих пор было ей непонятно. Анжелика даже не вскрикнула. Бросила обгорелую спичку на пол, зажгла другую, дождалась, когда пойдет дым от сигареты. Подняла глаза. Юра сидел сгорбившись, свесив руки между колен, смотрел в пол.

Саша, полуприсев на подоконник, размашисто качал ногой и с циничным любопытством рассматривал стриженый затылок своего приятеля. Этот разговор явно доставлял ему удовольствие.

— А ты не врешь? — спросила она. — Трудно поверить.

— Не вру, — ответил он с какой-то даже ненавистью. — А зачем мне? Я бы мог соврать, чтобы не позориться. И ее не позорить. Я правду говорю.

— И давно они?..

— Год по крайней мере.

— С ума сойти! — Она жадно затягивалась, не спуская с него глаз. Ей было даже весело, впрочем, веселость была истерического характера, как и все впечатления в этот нелепый день. А начинался он так удачно!.. — Ну, почему на это пошла твоя мама, я еще могу понять А он-то зачем?

— Ты не понимаешь мужской психологии, — вмешался Саша. — Мужику, в общем, все равно…

Она заметила, как при этих словах напряглись плечи Юры — надо сказать, довольно широкие.

Укоризненно взглянула на Сашу, снова обратилась к несчастному парню:

— Слушай, а ты как… Относился?

— А как мне относиться? Я с тобой не общался, его тоже мало знал. Сашки это не касалось. Зачем мне кому-то рассказывать?

— Как узнал?