– Марья Семеновна сказала, что тот парень оставался здесь один полчаса и рылся в письменном столе. Удивительно, что он не выкрал эти бумаги, если, как вы говорите, они так важны!

Александра негромко рассмеялась и выдвинула ящик до конца. Елена смогла убедиться, что он до отказа забит бумагами, связанными в стопки и разрозненными, старыми и свежими на вид, вырезками, фотографиями, пухлыми растрепанными блокнотами, вскрытыми письмами.

– Даже если он примерно знал, что искать, вряд ли разобрался бы с первого взгляда. Кроме того, думаю, он не полиглот. Иначе я сильно удивлюсь. И наконец… Ему нужны вовсе не бумаги. Он охотится за панно, не останавливаясь перед жертвами, значит, и без того знает тайну, и стоимость этого архива для него равна нулю.

– Зачем же вы послали меня за этими бумагами?

– Я собираюсь уехать из Москвы, а этот архив имеет для меня, скажем так, сентиментальное значение. С ним теперь слишком многое связано…

– Вы решили прекратить поиски?

– Я зашла в тупик… Надеюсь, как и он. – На лице женщины появилось выражение мстительной злобы, неузнаваемо его преобразившее. – Я перебрала всех, кто мог бы взять на сохранение или реставрацию это панно, и ни на ком не остановилась. Правду знает только мой клиент, но вчера он вместе с любовницей уехал в подмосковный санаторий. Собственно, это я настояла на том, чтобы Катя его увезла из Москвы. У него даже есть уважительная причина – этот заслуженный деятель искусств, потеряв супругу, неважно себя чувствует, забарахлило сердце. Сейчас под ударом стоят в основном эти двое… Я так считаю.

– Вы их предупредили?

– Предостерегла, скажем так, – пожала плечами Александра. – Да они сами насмерть перепуганы. К счастью, время играет против убийцы. Его ищут уже три следователя, и хоть один да найдет. Слишком сильно он засветился!

– Будем надеяться, – сдержанно ответила Елена. – Особенно на то, что больше он никого не успеет убить. И все же, вы мне так и не сказали…

– В самом деле. – Александра расстегнула сумку и затолкала туда коробку с письмами. Обвела мастерскую беспокойным взглядом, словно прикидывая, что еще взять с собой. У нее был одновременно возбужденный и отсутствующий вид. – Трудно выговорить при свидетеле то, что несколько месяцев было самой большой твоей тайной. В панно имеется несколько тайников. Туда прежний владелец запрятал восемь крупных индийских алмазов. Камни исключительной красоты и цены даже по тем благословенным временам, не говоря о нынешнем рынке. При этом их стоимость многократно повысится, ведь камни старинной огранки, имеющие историю. Колье из таких алмазов будет по карману только жене какого-нибудь нефтяного шейха.

– Вы узнали все это из писем? И никто до вас об этом не догадался?

– Алмазы заложили в тайник в 1636 году и отослали из Амстердама в Брюгге вместе с маленькой новорожденной девочкой, которая, по моему мнению, вряд ли пережила путешествие, да еще весной, в пору лихорадок. Камни вместе с панно шли в возмещение растраченного состояния матери малютки и поступали в распоряжение крестной матери девочки. Но Доротея Ван Хейс умерла вскоре после этого события, в 1637 году. Представьте, на мой запрос касательно ее судьбы мне письменно ответили из магистрата Брюгге, пришлось лишь заплатить восемьдесят евро за обращение в архив. О судьбе малышки ни в каких архивах ничего узнать не удалось, так что, думаю, она прожила совсем недолго. Можно было бы предположить, что семья Ван Хейсов тогда же извлекла алмазы и распорядилась ими на свое усмотрение, но тут есть одна загвоздка. В записке, отосланной Ван Гуизием свояченице, он просит строжайшим образом сохранить от всех тайну панно, чтобы на алмазы не был наложен арест судебными приставами, которые охотились за мастером в последние годы его жизни. Полагаю, Доротея держала слово, пока была жива. Все, что простирается за пределами 1637 года вплоть до 1810, относится к области догадок. Умерла ли Доротея, завещав хранить сокровище и тайну кому-то из родных? Или заболев и будучи очень юной, она не верила в близкую смерть и никому не сообщила о сокровище? Хранилось ли панно далее в семье Ван Хейсов или сразу начало свое путешествие по частным коллекциям? В 1810 году оно попало в почтенное купеческое семейство в качестве части приданого, уже утратив имя Ван Гуизия, и находилось там вплоть до самого последнего времени, пока не было выставлено на аукцион. Видите ли, фламандцы – люди чрезвычайно консервативные и не любители перемен, отсюда я заключаю, что хозяев у панно было немного. И полагаю, если бы с ним связывалась история о спрятанных и найденных вдруг алмазах, я бы ее уже где-то слышала. Но никакой истории нет.

Елена так заслушалась, что когда Александра остановилась, чтобы чиркнуть зажигалкой, женщина вздрогнула, будто очнувшись.

– То есть у меня вполне приличные шансы найти алмазы в тайнике, – скрываясь за облаком дыма, закончила художница. – Учитывая, до чего крупный куш выставлен в качестве приза, игра стоит свеч.

– А если их там нет?

Последовала долгая пауза, нарушить которую Елена не решилась.

Она уже корила свой длинный язык, когда Александра совершенно спокойно произнесла:

– Они там. То, что некто ведет охоту на них одновременно со мной, уже говорит о многом. Архива никто, кроме меня, не касался, значит, у него был другой источник сведений, который выплыл наружу одновременно с моим. Он ищет алмазы, и ничто другое – об этом говорит число жертв, разве не так?

Елену поразило то, что женщина произнесла последние слова с явным торжеством, будто находя удовлетворение в этом факте.

– Ну и потом, чутье, – значительно закончила художница, давя сигарету в пепельнице. – Я чувствую, что мои труды не напрасны.

– Сколько они могут стоить?

– Я не думаю об этом! – Александра помахала рукой, разгоняя дым, и насмешливо улыбнулась, видя растерянность слушательницы. – Бешеные деньги! Но вы, наверное, не поверите, что не они для меня главное. Конечно, хочется вырваться из вечного безденежья, пожить в свое удовольствие, собирать коллекции не для толстосумов, ни уха ни рыла не смыслящих в искусстве, а для себя… Но ничто не сравнится с тем моментом, когда я вскрою тайники и увижу, как первый луч света падает на эти камни… Вы не представляете… Это будет как свидание с прошлым, как путешествие в машине времени… Как признание в любви…

И, внезапно осекшись, словно устыдившись своей искренности, Александра уже совсем другим тоном добавила:

– Кстати, хотите узнать, почему не кричал бельгийский курьер, в то время как к нему в номер лез убийца? Вас, помнится, интересовал этот вопрос. А я вот сразу догадалась.

– Почему же? – пробормотала Елена. У нее голова шла кругом, не то от обилия свалившейся на нее информации, не то от спертого воздуха мастерской, где в этот яркий майский полдень уже было невыносимо душно от нагретой солнцем крыши.

– Он был с убийцей заодно. Он ждал его, у них была договоренность вскрыть панно еще в номере, а мне подсунуть пустышку. Но в последний момент бельгиец, видно, передумал и не захотел рисковать. Полагаю, была назначена встреча, которая не состоялась, были звонки, на которые курьер не ответил. Тогда обманутый партнер пошел на крайние меры. Ну а бельгиец побоялся шуметь, рыльце-то в пушку! Вероятно, рассчитывал, что они сумеют договориться.

– А на что рассчитываете вы? Прятаться, пока убийцу не поймают? А если он так и не попадется?

Александра не успела ответить. Обе женщины одновременно содрогнулись от резкого скрежещущего звука, раздавшегося со стороны двери. У Елены перехватило дыхание, она услышала, как сердце забилось где-то в ушах, художница сильно переменилась в лице. И вдруг, издав короткий возглас, Александра бросилась к двери и, повернув ключ в замке, открыла ее. В мастерскую с пронзительным отрывистым мяуканьем вбежала тощая черная кошка.

– Ах ты, бродяга! – Александра схватила кошку на руки, и та немедленно вскарабкалась ей на плечо. Устроившись на этом наблюдательном посту, животное недоверчиво наблюдало за Еленой. Ее острая черная мордочка выглядела неописуемо голодной и чрезвычайно смышленой.

– Представьте, последний раз она удрала еще в середине марта и с тех пор даже близко не показывалась. Я оставляла для нее мисочку с молоком в подъезде, но все выпивали крысы, их тут уйма! –