суток, известные факты, предполагаемые. Один раз Джереми позвонил по телефону, чтобы уточнить какие- то детали у репортера, работавшего по этому делу. Как только редактор внутреннего отдела покинул кабинет, Вернон по личному телефону позвонил Клайву. Снова продолжительные скрипы в поднятой трубке, шорох простыней, хриплый голос. Пятый час, что там с Клайвом, валяется весь день, как депрессивный подросток?

– А, Вернон? Я как раз…

– Слушай – что ты сказал утром? Я должен тебя спросить. Когда ты был на озерах?

– На прошлой неделе.

– Клайв, это важно. Какой это был день?

Кряхтение, скрип – Клайв пытался сесть.

– Наверное, пятница. А в чем?…

– Ты видел мужчину – нет, подожди. В котором часу ты шел через Аллен-Крагс?

– Около часу, кажется.

– Слушай. Ты видел, как человек напал на женщину, и решил не помогать. Это был Насильник Озерного края.

– Не слышал о таком.

– Ты что, газет не читаешь? За последний год он восемь раз нападал на женщин, в основном на туристок. Этой удалось уйти.

– Слава Богу.

– Нет, не слава Богу. Два дня назад он снова совершил нападение. Вчера его арестовали.

– Вот и хорошо.

– Нет, нехорошо. Ты не захотел помочь женщине. Ладно. Но если бы после этого ты пошел в полицию, не пострадала бы другая.

Короткая пауза: Клайв обдумывал его слова или собирался с силами. Теперь он окончательно проснулся и заговорил твердо.

– Одно из другого не следует, – сказал он. – Но пусть. Почему ты повышаешь голос. Вернон? Очередной маниакальный цикл? Чего конкретно ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты сейчас же пошел в полицию и рассказал, что ты видел…

– Не может быть и речи.

– Ты мог бы опознать его.

– Я сейчас заканчиваю симфонию, которая…

– Ни черта подобного. Ты лежишь в постели.

– Не твое дело.

– Это возмутительно. Иди в полицию, Клайв. Это твой моральный долг.

Шумный вдох на том конце, снова пауза, обдумывание ответа, затем:

– Ты объясняешь мне мой моральный долг? Ты? Это ты-то?

– В каком смысле?

– В смысле твоих фотографий, в смысле гадить на могилу Молли…

Упоминание экскрементов в связи с несуществующим захоронением знаменовало ту поворотную точку в диспуте, когда сдерживающие центры перестают действовать. Вернон перебил:

– Ты ничего не знаешь, Клайв. Живешь привилегированной жизнью и ни бельмеса ни в чем не смыслишь.

– В смысле подсиживать человека. В смысле грязной журналистики. Как ты себя выносишь?

– Можешь бесноваться сколько влезет. Ты не владеешь собой. Если не пойдешь в полицию, я позвоню туда сам и расскажу, что ты видел. Соучастие в попытке изнасилования.

– Ты в своем уме? Как ты смеешь мне угрожать?

– Есть кое-что поважнее симфоний. Это кое-что – люди.

– И эти люди так же важны, как размеры тиража?

– Иди в полицию.

– Иди в жопу.

– Сам иди.

Вдруг дверь в кабинет Вернона открылась; там стояла Джин, изнывая от тревоги.

– Извините, что прервала ваш частный разговор, мистер Холлидей, – сказала она. – Но, по-моему, вам надо включить телевизор. Миссис Джулиан Гармони собрала пресс-конференцию. Первый канал.

Партийные стратеги долго и напряженно обдумывали ситуацию и приняли несколько разумных решений. Во-первых, пустить утром телевизионщиков в знаменитую детскую больницу и заснять усталую, но