– Не хочу, чтобы это встало между нами, – сказал Вернон.
– Ну конечно.
Разговор перешел на другие темы. Вернон, в общих чертах конечно, описал свою неделю. Клайв рассказал ему, что работал ночами напролет, что симфония очень продвинулась и что он правильно придумал пройтись по Озерному краю.
– Ах да, – сказал Вернон. – Ну и как?
– Я дошел до одного места, называется Аллен-Крагс, и там меня осенило… чистое вдохновение… понимаешь, мелодия…
Тут Вернон услышал писк, означавший, что ему звонят. Два раза, три, и смолк. Кто-то из газеты. Возможно, Фрэнк Диббен. День, последний и самый важный день, набирал обороты. Вернон, голый, сидя на краю кровати, схватил свои часы, чтобы сравнить с будильником. Клайв на него не сердится, все в порядке, теперь пора за дело.
– …они меня оттуда не видели, выглядело это гнусно, но я должен был решать…
– Ммм, – произносил Вернон примерно каждые полминуты. До отказа натянув телефонный провод, он стоял на одной ноге, а другой пытался вытащить чистое белье из кипы. Душ исключен. Бритье с мылом – тоже.
– …не знаю, он мог живого места на ней не оставить. И тем не менее…
Зажав трубку между щекой и плечом, он вытаскивал рубашку из целлофанового пакета, стараясь, чтобы он не гремел. От скуки или из садизма застегивают в прачечной рубашку на все пуговицы?
– …примерно за километр присмотрел себе камень, вместо стола…
Вернон наполовину влез в брюки, и тут снова раздался писк.
– Безусловно, – подхватил он. – Каменный стол. Любой человек в здравом уме воспользуется камнем. Опаздываю на работу, Клайв. Надо бежать. Выпьем завтра?
– А. Да. Хорошо. Заезжай завтра.
3
Вернон выкарабкался с заднего сиденья утлой машины, которой его наделили хозяева газеты, и остановился на тротуаре перед зданием редакции, чтобы одернуть замявшийся костюм. Торопливо пересекая мраморный черно-рыжий вестибюль, он увидел перед лифтом Фрэнка Диббена. В день своего двадцативосьмилетия Фрэнк стал заместителем заведующего международным отделом. Четырьмя годами и тремя редакторами позже он был все там же и, по слухам, выказывал нетерпение. За худобу и голодный вид его прозвали Кассием, впрочем, несправедливо: глаза у него были темные, лицо длинное и бледное, густая щетина придавала ему сходство с полицейским следователем, ведущим допрос; однако манеры у него были вежливые, хотя и суховатые, и привлекательный ироничный ум. Вернон всегда относился к Фрэнку с рассеянной неприязнью, но в первые дни споров из-за Гармони сблизился с ним. На другой день после того, как Клир вынес вотум недоверия своему главному редактору, и после того, как был заключен договор с Клайвом, молодой человек в сумерках подстерег понурого начальника на улице, подошел, тронул его за плечо и предложил выпить. В тоне Диббена было нечто убедительное.
Зашли в переулок, в незнакомый Вернону паб – рваный красный плюш, прокуренный воздух – и сели позади громадного музыкального автомата. За джином и тоником Фрэнк высказал главному редактору свое возмущение нынешним оборотом событий. Вчерашним голосованием манипулировали всегдашние неблагонадежные из Клира, чьи жалобы и склоки не прекращаются годами, и он, Фрэнк, отказался присутствовать на собрании, сославшись на занятость. Есть и другие, сказал он, которые думают так же, хотят, чтобы «Джадж» расширила свою аудиторию, взбодрилась, совершила смелый поступок, например, припечатала Гармони, но мертвая рука грамматиков держит все рычаги должностного продвижения. Старая гвардия скорее загонит газету в фоб, чем позволит ей повернуться лицом к тем, кому меньше тридцати. Они отвергли крупный шрифт, раздел «Образ жизни», гороскопы, вкладку «Здоровье», светскую хронику, виртуальное лото, советы несчастным, а также зубастый репортаж о королевской семье и поп-музыку. А теперь набросились на единственного человека, который мог бы спасти газету. Среди молодых сотрудников у Вернона есть поддержка, но у нее нет голоса. Никто не хочет высунуться первым, чтобы его подстрелили.
Вдруг почувствовав легкость в ногах, Вернон подошел к стойке за новой порцией. Да, пора прислушаться к младшим сотрудникам, пора их выдвигать. Фрэнк закурил за столом и вежливо повернулся вместе со стулом, чтобы выпускать дым в сторону. Он принял от Вернона стакан и продолжал речь. Фотографий он, конечно, не видел, но уверен, что печатать их надо. Он на стороне Вернона, и больше того. Он хочет быть полезным, и именно поэтому будет неправильно, если он открыто выступит союзником главного редактора. Он извинился и пошел к стойке, чтобы заказать сосиски с пюре, а Вернон вообразил однокомнатную квартиру, спальню-гостиную и там – никого, не ждет там девушка заместителя заведующего международным отделом. Вернувшись на место, Фрэнк торопливо продолжил:
– Я мог бы держать вас в курсе. Сообщать, о чем говорят. Выяснять, кто вас действительно поддерживает. Но я должен выглядеть как лицо нейтральное, незаинтересованное. Вы не против?
Вернон не хотел связывать себя. Он был слишком опытен, чтобы нанять шпиона, не вполне представляя себе его позицию. Он перевел разговор на политику Гармони, и полчаса прошли в приятной детализации разделяемого собеседниками презрения. Но через три дня, когда Вернон начал бегать по коридорам и, ошеломленный неистовством оппозиции, даже чуть-чуть заколебался, он снова встретился с Диббеном – в той же пивной, за тем же столом, – и показал ему фотографии. Реакция Фрэнка была ободряющей. Фрэнк подолгу разглядывал каждую, молчал и только качал головой. Потом сложил снимки в конверт и тихо произнес:
– Невероятно. Какое лицемерие. – Оба на минуту задумались, потом Фрэнк добавил. – Вы должны это сделать. Не дайте им остановить вас. Это закроет ему путь к премьерству. Это будет его концом. Вернон, я действительно хочу помочь.
Поддержка со стороны молодых оказалась не столь явственной, как утверждал Фрэнк, но в те дни, пока Вернон умиротворял редакцию, ему крайне важно было знать, какие его аргументы доходят до цели. На этих свиданиях за музыкальным автоматом он узнавал, когда и почему происходит раскол среди противников и в какой момент надо дожать их своими доводами. Пока планировалась и осуществлялась реклама предстоящей сенсации, Вернон точно знал, кого из грамматиков изолировать и подвергнуть обработке. Он проверял рекламные ходы на Фрэнке, и кое-что толковое тот предлагал сам. Но главное, Вернону необходимо было с кем-то говорить – с человеком, который разделял его чувство исторической миссии, его