Жрец взглянул на Косту и начал:

– Еще в Москве, как с Храма процессия выехала, на Геста покушение было.

Он снова покосился на Косту, и тот произнес:

– Атаман Крест, это не наших рук дело. Вмешалась другая сила.

– И чья же? – спросил Ильмар.

– Не ведаю. – Коста пожал плечами. – Может, вам что-то известно?

Атаман покачал головой и перевел взгляд на Рута.

– Продолжай.

– Гест всю дорогу без памяти был, его огнем пожгло сильно. А когда к Разлому подъехали, я с небольшим отрядом в поселок Южного братства переправился. Только на поселок тот мутанты напали.

– Мутанты? – сказали почти все одновременно.

– Да. Дома все сгорели. Платформа нефтяная на дно Разлома слетела и мост обрушила.

Калеб задумчиво посмотрел на холмы к югу от долины. Их склоны начала затягивать блеклая пелена.

Ильмар обернулся и приказал Рэму:

– Скачи до Хэнка, он в обозе сейчас. Пусть на холмах посты расставит.

Рэм отцепил с привязи лошадь Калеба, бросил повод и поскакал через площадь.

– Как мутанты целый поселок топливных истребили? – сев прямо, серьезно спросил Ильмар. – Они ж тупые, лыка не вяжут, в мозгах плесень. Как? Калеб, что скажешь?

Охотник, прихрамывая, подошел к своей лошади, подтянул стремя и забрался в седло.

– Средь них и смышленые родятся. – Он снова взглянул на холмы. – Куда умней людей бывают. На Крыме цельными племенами кочуют. Торговлю ведут…

Коста закивал.

– Да, – сказал он. – В подвалах Лавры таких трое сидит. От людей почти не отличить. Разве что цвет глаз либо волос особый, не как у людей. И в груди два сердца может быть, или еще какие мутации в организме случились, то есть мышцы или легкие выносливей стали, потому…

– И? – перебил Ильмар.

– Мутанты могли на Геста покушение задумать, – произнес Мирч Сельмур. – В Пустоши есть место, где нечисти раздолье…

– Ты про Стойбище? – вмешался Калеб.

– Сказки, – влез Прохор.

– Нет, – возразил Коста, резко повернувшись к нему. – Не сказки!

Глаза переговорщика заблестели, щеки раскраснелись.

Прохор стушевался, запустив пятерню в рыжую шевелюру, опустил голову.

– У вас в руке, атаман Крест, – возбужденно заговорил Коста, – ключ к новой Погибели.

Ильмар крякнул от неожиданности и переглянулся с Калебом.

– Да. Но ключом этим, – продолжал Коста, – воспользоваться может тот, у кого сведения особые есть. Знания технологий древних.

– На Зиновия Артюха намекаешь? – Ильмар прищурил глаз.

– Он с покойным Гестом дружен был. Учил его многому… вы и сами знаете, атаман. Вскройте шкатулку. Велите привести к нам Зиновия – и Москва ваша.

Коста замолчал, переводя дух.

Вернулся Рэм, доложил, что Хэнк отослал людей на холмы.

Ильмар крутил в пальцах распятие, висящее на шнурке, размышляя. Потом сказал:

– Складно поешь, переговорщик. Выходит, Гест ключом… – Он встряхнул шкатулку. Внутри что-то звякнуло. – Желал при помощи ключа этого мутантов извести. Москву, стало быть, спасти от нечисти хотел.

– Да, атаман, – произнес Коста.

– А что же Храм киевский? Почему козни супротив московского Храма строит? Или силы, – он повысил голос, подняв над головой шкатулку, – испугался, которой Гест завладеть мог?

– Правда ваша, – спокойно сказал Коста, приняв смиренную позу. – Только в Лавре лояльней к мутантам относиться стали, потому что поняли: много их.

Переговорщик указал на Калеба, сбивавшего пыль с клетчатого платка на плечах.

– Как верно было подмечено: некоторые поумней людей будут.

Он поднял палец к небу.

– Мутантов все больше. Киеву не нужна война с ними. Лавра выбрала другой путь…

– А мне не нужна Москва, к которой с востока подбирается некроз, а с запада полчища мутантов, – перебил Ильмар.

– Желаете разорвать наш договор? – холодно произнес Коста. – Я правильно вас понял, атаман?

Мирч Сельмур сделал шаг назад, распахнув полы куртки, сунул руки за спину. Рэм с Калебом разом выхватили обрезы из седельных сумок, Прохор расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Лишь Рут и Коста остались стоять на месте.

Ильмар поднял руку, когда пятеро всадников, сопровождавших его, подступили с трех сторон к седому, нацелив пики ему в грудь.

Четверо бойцов из отряда Прохора вынесли на площадь носилки. На них лежал покойник, укрытый с головой шерстяным одеялом. Четверка замерла в нерешительности, наблюдая за атаманом.

– Нет, – уверенно сказал Ильмар. – Договор в силе.

Коста кивнул. Мирч запахнул куртку. Рэм с Калебом убрали обрезы, Прохор спрятал револьвер в кобуру и махнул четверке с носилками.

– Сюда несите! – крикнул он.

Всадники подняли пики, разъехались в стороны. Ильмар спрыгнул с коня. Шкатулку он по-прежнему держал в руке. Подойдя к носилкам, постоял пару мгновений, склонив голову, потом отбросил одеяло.

– Этот в фургоне лежал? – Атаман покосился на Калеба.

– Да, хозяин.

– Рут? – Ильмар поднял на него взгляд.

– Владыка это. Рубаха его, на поясе пряжка с каменьями. Он.

У статуи раздались возгласы. Все повернулись.

– Башмачник?! – удивленно воскликнул Рут.

Мимо изваяния шел Хэнк с двумя бойцами, а перед ними – долговязый, широкоплечий, лысый парень.

Калеб сдвинул шляпу на затылок, разглядывая незнакомца. Чем-то он походил на мутанта: толстая шея, длинные крепкие руки. Башмачник слегка сутулился, отчего сходство с мутантом еще больше усиливалось.

Он уверенно подошел к Ильмару, посмотрел на покойника, ухмыльнулся и сказал:

– Это не Владыка.

И ткнул в тело на носилках.

– Хэнк, какого рожна ты мне этого мутанта привел? – закипая начал атаман и потянулся за оружием. – И сам сюда приперся?!

– Да тут… – растерянно произнес бригадир. – Ты погоди, не стреляй в него! Ильмар, лучше послушай, че он скажет!

Калеб подъехал ближе. Коста напряженно смотрел на башмачника. По лицу Мирча трудно было понять, о чем он думает, а Рут, как и Хэнк, глядел удивленно то на атамана, то на незваного гостя.

– Кто таков? – бросил Ильмар.

– Оглобля, из клана башмачников… был.

– Был?

– Ага. Я у них старшим бригадиром… Должен был командовать в походе этом. Но Архип, старшо?й наш, разжаловал меня – день в день, как выступили. В рядовые бойцы. И я ушел от них. Хотел к монахам податься, да передумал. Не люблю я монахов этих да пустынников со жрецами. – Оглобля оглядел стоящих вокруг людей и стукнул себя кулаком по груди. – В душе своей не люблю! Будут знать, как приличных людей