изо всех сил жали на клаксоны и карабкались на крыши своих автомобилей.

– Ты – идиот! – процедила Джейси. – Это не может смущать. Это – чудо!

Он заметил в ее глазах навернувшиеся слезы, но ресницами она смахнула их, не переставая улыбаться.

– Поприветствуй их! – приказала Джейси. – Давай!

Дуэйн принялся махать рукой, чувствуя, как нервы успокаиваются и легче становится на душе. Он заулыбался и одновременно ему захотелось заплакать. Джейси не убирала руку, и он тоже обнял ее за талию. Толпа совсем обезумела. Платформу окружили со всех сторон люди, бежавшие к ней с фото– и киноаппаратами. Дуэйн сильнее замахал рукой. Нахлынувшие чувства рассеяли его хандру и головную боль. Он махал друзьям и совершенно незнакомым людям. В какой-то миг он испуганно подумал, что машет даже собственной жене. Карла сидела на Уилли Нелсоне, убрав флаг штата в стремена и внимательно следила за ними, когда они проезжали мимо. Потом она тоже принялась радостно размахивать флагом.

– Ну вот! – улыбнулась ему Джейси. – Совсем другое дело. Наконец я тебя растормошила.

Дуэйн стоял около нее и махал рукой до тех пор, пока они не поравнялись с последней машиной, припаркованной почти за сто ярдов от городской границы на самой дальней южной окраине.

Задолго до окончания затянувшегося парада, Дуэйн был под большим градусом. Он сидел на стуле за БМВ Карлы, припаркованным под тенистым деревом на лужайке Дженни Марлоу.

Вокруг него шумели те, кто окончил школу тридцать лет назад, в 1954 году, и хотя Дженни не училась в этом классе, в нем учился Лестер, за которым она была замужем. Встречу было решено отметить в их доме, поскольку к нему можно было легко добраться, так как на перерыв между парадом и представлением живых картин отводилось всего полтора часа.

Карла с Дуэйном почти целый год спорили о том, следует ли приглашать выпускников в свой новый дом. Дуэйн был против, доказывая, что никто не захочет трястись пять миль по проселочной дороге ради того, чтобы встретиться с теми, кого почти наверняка забыл.

– Вот, вот… ты никогда никого не любил, – констатировала Карла. – Тебе лень проехать даже пять футов, чтобы взглянуть на Риту Хейуорт. Другие вот любят людей. Кроме того, это же Техас. Пять миль можно осилить за четыре минуты.

– Я люблю людей, – возражал жене Дуэйн. – Я бы проехал сколько угодно ради Риты Хейуорт.

Этот спор то утихал, то вспыхивал с новой силой, принимая самые причудливые формы. Точнее говоря, отмечаемая дата не была круглой. С 1954 года прошло тридцать два года, но поскольку выяснилось, что в год настоящего тридцатилетия три четверти его класса решило развестись, то встречу старых однокашников перенесли на более поздний срок, чтобы понапрасну не травмировать людей. В противном случае почти каждому пришлось бы ломать голову над тем, кого пригласить: то ли бывшего мужа или бывшую жену, или вновь обретенного друга или подругу.

– Мне наплевать, кто кого приведет, – заявил Дуэйн. За исключением двух-трех человек, я никого не помню.

– А все потому, что ты не любишь людей, – не преминула опять заметить Карла. – Я помню всех, с кем училась.

К тому времени у Дуэйна уже сильно шумело в голове от «Столичной», смешанной с соком папайи. Этот коктейль Карла придумала сама и часто подавала его на том или ином празднике. По собственному опыту Дуэйн знал убойную силу этого фирменного напитка, но сегодня его охватила эйфория, и потом стояла такая жара, что грех было не пропустить трех-четырех чашек холодного пунша. Карла пила его, Джейси пила его, Дженни с Лестером тоже отведали; замечательный напиток опробовали многие из его бывших однокашников, которых он помнил смутно; не упустили своего шанса попробовать «ерш» и великое множество доброжелательных незнакомцев, которых Дуэйн никогда не знал и не видел.

Дуэйн хотел было подсчитать, сколько же незнакомцев пришло на вечер встречи, как вдруг обнаружил, что руку ему сильно жмет Джо Боб Блэнтон, сын священника и первый любовник Джанин, который переходил из университета в университет так часто, что никто не мог понять, где же он учится.

Первое впечатление, которое Дуэйн вынес от встречи с Джо Бобом за более чем его двадцатипятилетнее отсутствие в городе, заключалось в том, что рукопожатие вечного студента заметно окрепло. Он так энергично тряс руку Дуэйна, что на миг Дуэйну показалось, что он превратился в нефтяной насос, который днем и ночью поднимает из недр земли «черное золото».

Именно в этот момент он понял, что перебрал и пьян, хотя не раз говорил себе, что пора остановиться. Как-никак, он – президент организационного комитета и, чтобы ни случилось, обвинят, конечно же, его. Вот и сейчас вышла промашка – хотя, если говорить начистоту, во всем виновата Карла с ее «Столичной». Давно пора отказаться от этой проклятой водки!

– Рад тебя видеть, – шумно произнес Боб. – Ужасно рад тебя видеть!

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал Дуэйн, отмечая про себя, что его собеседника очень трудно узнать. В молодости это был худощавый мальчик, а теперь перед ним стоял полный мужчина с тонкими усиками, кончики которых опускались к уголкам губ. Такие усики носил Фу Манху, но если узкое лицо киногероя выражало жестокость, то лицо Джо Боба было круглым и мягким. Его волосы совсем поседели; одет он был в блестящий синий пиджак и вельветовые штаны, на ногах туфли из искусственной кожи.

– Где ты сейчас живешь, Джо Боб? – спросил Дуэйн, еле ворочая языком.

– О, я все еще в Сиракузах, – ответил Джо Боб. – Вот уже двадцать два года я там и живу.

К ним подошла Карла. Она тоже пила «Столичную» с соком папайи, но на ней это никак не отразилось.

– Привет! – бросила она. – Ты, должно быть, Джо Боб. Я много слышала о тебе.

– И скорее всего то, что я порчу маленьких девочек, – проговорил Джо Боб, мягко улыбаясь.

Дуэйн вспомнил, что рассердился на Карлу из-за того, что она так глупо его споила, и сказал:

– Тебе пора кончать покупать русскую водку. Я не хочу, чтобы на моем пьянстве богатели