красной метки. Тогда он взял банку со смазкой, достал кое-какие инструменты из ящика Банлона и вновь спустился вниз.
Проверенным путем он добрался до задней площадки вагона с амуницией. Карлос сгорбился еще больше и теперь даже не смотрел по сторонам. Дикин прополз под вагоном до буферов и попытался отцепить вагон с лошадьми. Сначала это не получилось. Тогда он щедро смазал металлические части сцепления. В этот момент до него донесся какой-то звук. Дикин поставил банку в снег, повернулся и посмотрел в сторону Карлоса.
Повар расхаживал по площадке, всего в пяти футах от Дикина. Убедившись, что это не помогает, он стал притопывать ногами и прихлопывать ладонями. Но спустя пару минут, отказавшись от этих малоэффективных приемов, он вернулся к бутылке с виски.
Дикин тоже вернулся к своей работе. Теперь он действовал более решительно, хотя не менее осторожно. Действуя инструментами, как рычагами, он сумел освободить сцепку. Но, размыкаясь, металлический замок издал громкий, ощутимый скрип.
Дикин застыл, потом, сдерживая дыхание, повернулся к Карлосу. Повар, кажется, дремал, но, услышав странный звук, поднял голову, огляделся и… снова припал к бутылке.
Теперь Дикин стал работать с большей уверенностью. Орудуя попеременно то смазкой, то инструментами, он сумел разомкнуть и цепь. Чтобы она не зазвенела, он опускал ее, придерживая, как будто она была сделана из хрупкого стекла. Потом на локтях и коленях он выбрался из-под вагона и вернулся в локомотив. Как он и ожидал, стрелка снова скатилась под синюю черту.
Набив ненасытную утробу топки, Дикин тщательно оттер от смазки руки, убрал инструменты и устало опустился на сиденье в углу.
Довольно скоро он задремал, но даже в состоянии полусна что-то вроде часового механизма работало в его голове, потому что через определенные промежутки времени он просыпался, вставал и подбрасывал дрова в топку.
Когда Банлон и Рафферти в сопровождении О'Брейна поднялись в кабину, они застали его спящим.
— Вы спите на посту, Дикин! — негодующе выпалил майор, едва увидел эту картину.
Ничего не ответив, Дикин указал на манометр, Банлон тут же вмешался:
— Осмелюсь доложить, майор, если он и спал, то недолго. Все в полном порядке. — Он посмотрел в тендер. — И дров израсходовано, сколько нужно. Хорошая работа. Конечно, имея такой опыт, как в Лейк- Кроссинге…
— Приступайте к работе, Банлон, пора трогаться. — О'Брейн кивнул Дикину. — А вы ступайте за мной.
Дикин поднялся и посмотрел на часы.
— Полночь. Я просидел здесь больше семи часов, а вы говорили, что требуется только четыре…
— Чего вы хотите, Дикин, сочувствия?
— Чего-нибудь повещественней, например, пожрать.
— Карлос приготовил ужин. — Дикин про себя удивился, когда же он успел, не отлучаясь от поста. — Вам оставлено.
О'Брейн и Дикин сошли на землю, дошли до первого вагона, поднялись на площадку, и майор подал знак Банлону. Тот махнул рукой в ответ, и голова его исчезла в кабине машиниста. Майор открыл дверь.
— Входите, Дикин.
— Видите ли, после того, как я просидел там столько времени, у меня голова трещит, как тыква.
Майор внимательно посмотрел на него, но решил, что ничего страшного не будет, если задержанный постоит пару минут на площадке, и вошел в вагон один.
Из трубы вырвалось несколько больших клубов дыма. Колеса паровоза прокрутились на обледенелых рельсах, потом они медленно покатились, поезд тронулся. Схватившись за поручень, Дикин выглянул назад. Оба вагона с лошадьми стояли на пути, все вернее теряясь в снежной мгле.
Дикин выпрямился. Его обычно хмурое лицо теперь выражало еле заметное удовлетворение. Он нажал на дверную ручку и вошел в салон. Губернатор, Клермонт, О'Брейн и Пирс сидели у печки едва ли не в тех же позах, в каких он их оставил семь часов назад. Все посмотрели в его сторону. Майор нехотя проговорил:
— Еда на кухне.
— А где я буду спать?
— Вы не находите нужным сказать «спасибо» за ужин?
— Что-то не припоминаю, чтобы хоть кто-то сказал мне «спасибо» за то, что я семь часов просидел у паровозной топки. Так где я буду спать?
— Здесь, на любом из двух диванчиков, — сказал Клермонт. — Вам пришлось изрядно потрудиться. Я думал, все будет и проще, и легче. Вы там не замерзли?
— По крайней мере, это было несмертельно.
Клермонт посмотрел на губернатора, тот небрежно кивнул. Полковник вынул бутылку бурбона и протянул ее Дикину, который принял ее с видимой неохотой.
— Согрейтесь немного, Дикин. Как справедливо утверждает мисс Ферчайлд, вы невиновны, пока суд не установит обратного. Надеюсь, вы меня поняли.
— Спасибо, полковник.
Небрежно помахивая бутылкой, Дикин пошел на кухню. Там он показал, какое угощение принес с собой, и Карлос с Генри без возражений потеснились, чтобы пустить его. Потом Карлос наполнил огромную миску не очень вкусным, но вполне питательным ужином, который Дикин умял, поклевывая носом от усталости.
— Никогда не был мастаком пить. Может быть, вы докончите без меня?
Это предложение привело Карлоса в восторг.
— Постараемся, мистер Дикин.
Потом Дикин отправился в салон губернаторского вагона. Все уже собирались расходиться. Никто даже не взглянул в его сторону. Оставшись в одиночестве, он подбросил немного дров в печку и, не разуваясь, растянулся на диванчике, поближе к печке. Часы показывали час ночи.
Глава 7
— Час ночи, — сказал Сепп Келхаун. — К рассвету ты должен быть на месте.
— К рассвету буду.
Белая Рука сошел по ступенькам с веранды офицерского домика к своим людям. Индейцев было не меньше пятидесяти человек. Все верхом на лошадях.
Белая Рука вскочил в седло и поднял руку в торжественном жесте. Келхаун ответил ему тем же. Белая Рука повернул коня и с места в галоп понесся к воротам форта. Всадники последовали за ним.
Дикин открыл глаза, спустил ноги с диванчика, достал часы. Было четыре часа утра.
Он поднялся, побрел мимо спальных купе губернатора и Марики, через столовую и вышел на площадку. Отсюда он перешел на переднюю площадку офицерского вагона и очень осторожно заглянул в дверное окошко.
В кухонной двери был виден брошенный на пол тюфяк. На нем возлежала пара обутых ног. Они двигались. Генри явно не спал.
Дикин отпрянул от двери, какое-то время раздумывал, потом взобрался на перила, подтянулся и оказался на крыше вагона. Опустившись на четвереньки, он пополз к концу вагона, в любой миг рискуя свалиться с обледеневшей крыши, тем более, что вагон сильно раскачивало.
Буран утих, стало светлее. Поезд шел по узкому карнизу, нависшему над теряющейся в темноте
