последнее время.
О'Брейн поставил обе бутылки на кухонный стол.
— Это вам может пригодиться, ночь будет очень холодная.
— Пожалуй, мистер О'Брейн, но у нас есть вот это, — Карлос указал на горячую плиту. — И тут самое теплое место в поезде.
— В том-то и суть, что сидеть здесь с комфортом вам не придется, — сказал майор.
Карлос ошибался. Самым горячим местом в поезде, без сомнения, была паровозная топка. Кроме того, там приходилось немало двигаться, подбрасывая дрова, поэтому лоб Дикина был мокрым от пота.
Выпрямившись, он взглянул на манометр и с удовлетворением прикрыл топку. Затем снял один из фонарей и отправился в тендер, который был заполнен дровами на две трети. Здесь он поставил фонарь на пол и стал перекладывать поленья с правой стороны в левую.
Четверть часа спустя пот лил с него ручьями.
Он выпрямился, вернулся в кабину, взглянул на манометр. Стрелка приближалась к синей черте. Дикин разбросал головешки кочергой и подбросил следующую порцию. Даже не проверив давление пара, он вернулся к своей изнурительной работе в тендере.
Перебросав почти половину имеющегося запаса дров, так, что они уже падали с высокой кучи, которую он соорудил, Дикин прекратил работу и внимательно огляделся. Затем он просто оттащил несколько поленьев в кабину, взял фонарь и опустился на колени в дальнем углу тендера. Его лицо стало печальным и одновременно гневным.
Два трупа, лежавшие рядом, превратились в ледяные статуи. Сбросив еще несколько поленьев, Дикин освободил их до пояса. У обоих были страшные проломы в голове, на обоих была форма офицеров американской кавалерии, на одном — капитана, на другом — лейтенанта. Это были те, кого так безуспешно разыскивал полковник Клермонт — Оукленд и Ньювелл.
Дикин передохнул, потом стал быстро укладывать дрова в том виде, в каком они были раньше. Из-за усталости он потратил сейчас в два раза больше времени, чем на разборку поленицы.
Покончив с этим, он проверил показания манометра и обнаружил, что стрелка опустилась значительно ниже синей отметки. Преодолевая усталость, он загрузил топку дровами до предела, затем поднял воротник, надвинул на лоб шляпу и спрыгнул со ступенек кабины машиниста в белую мглу. Погода стала еще хуже. Начинался буран.
Дойдя до конца второго вагона, он остановился и прислушался. Потом осторожно выглянул.
На подножке передней площадки третьего вагона, того, где хранились амуниция и провизия, сидел человек и пил прямо из горлышка бутылки. Это был Генри.
Дикин оглянулся. Ветер уже почти полностью зализал его следы. Он присел так, что край его овчинной куртки коснулся снега, который десятидюймовым слоем лежал у рельсов, и, переваливаясь, как гусь, пробрался за третий вагон. Пройдя вдоль него, он подошел к задней площадке и убедился, что здесь стоит еще один человек. Когда этот человек, приплясывая, на мгновение повернулся к нему, Дикин увидел черное и круглое, как луна, лицо Карлоса.
Повторив свой маневр с ходьбой вприсядку, Дикин миновал его и дошел до задней площадки первого вагона с лошадьми. Он забрался в вагон и плотно закрыл за собой дверь. Одна из лошадей испуганно заржала. Дикин быстро подошел к ней, потрепал по загривку и ласково прошептал что-то в ухо. Лошадь обнюхала его лицо и успокоилась.
В передней части вагона он осторожно выглянул в дверное окошко. Карлос находился сейчас всего в трех ярдах от Дикина. Он смотрел на свои, должно быть, совсем окоченевшие ноги. Больше его ничто не интересовало.
Дикин на ощупь нашел ящик с сеном и достал телеграф. Потом он вышел через заднюю дверь, осмотрелся, спрыгнул в снег и добрался до конца состава.
Ярдах в пятидесяти он последнего вагона он нашел телеграфный столб. Размотав изрядный кусок проводов, он прикрепил их себе к поясу и стал взбираться на столб. Это была нелегкая работа, так как мороз и снег покрыли дерево толстой коркой бугристого льда.
Когда он долез до верхушки, ему на мгновение показалось, что его сердце вот-вот выскочит наружу, но он не стал терять время даром. Он отцепил провода, подключился к линии и скользнул вниз.
На земле он открыл ящик, вынул аппарат и, спрятавшись за столб от ветра, насколько это было возможно, стал вызывать форт Гумбольдт.
В кабинете коменданта форта находились Келхаун, Белая Рука и еще двое бледнолицых, когда вошел один из людей Келхауна, которого оставили дежурить на телеграфе. Он еще ничего не успел сказать, а все уже вскочили и пошли в телеграфную.
Картер сидел на приеме и что-то писал. Пленный телеграфист Симпсон с безучастным видом сидел за ключом для передачи. Келхаун быстро взглянул на обоих и сел на свое обычное место. Белая Рука остался на ногах.
Картер дописал листок и передал его Келхауну. Лицо главаря бандитов тотчас исказилось от гнева.
— Неприятности? — ровным тоном спросил Белая Рука.
— «Попытка уничтожить вагоны с солдатами не удалась. Отряд хорошо вооружен. Жду указаний». Как же эти идиоты не сумели?!
— Слова сейчас ничего не дают, Келхаун. Только я и мои люди могут все исправить.
— Уж очень плохая сегодня ночь.
Келхаун вышел на веранду офицерского домика, Белая Рука последовал за ним. Даже в закрытом квадрате форта ветер крутил снег с неистовой силой. Через несколько мгновений их плечи побелели, а лица стали мокрыми.
— Ты сказал, что вознаграждение будет больше риска. Я запомнил твои слова, Сепп Келхаун.
— Значит, ты готов рисковать даже в такую ночь?
Белая Рука кивнул.
— Отлично! Тогда слушай. Ущелье Разбитого Сердца с одной стороны закрыто отвесными утесами. С другой стороны — пологий склон, покрытый камнями, за которыми ты и твои люди могут надежно укрыться. Лошадей оставь в полумиле…
— Белая Рука знает, что и как делать.
— Пошли, я прикажу сделать остановку именно в том месте. Победа будет нетрудной.
— Знаю. И это мне не нравится. Я живу, чтобы сражаться, убийство беспомощных врагов мне не по душе, — сказал Белая Рука, но Келхаун уже не слушал его.
Он вернулся к телеграфу, написал ответ и передал его Симпсону. Тот начал работать на ключе.
— Ну, что он там отстукал?
— «Инструктируйте Банлона остановить поезд через двести ярдов после въезда в ущелье Разбитого Сердца».
Келхаун улыбнулся Симпсону.
— Пожалуй, ты доживешь до старости, приятель.
В наушниках на голове Картера раздался писк. Тот записал и тут же расшифровал:
— «Все сделаем как надо. Конец».
Келхаун повернулся к вождю паютов и улыбнулся.
— Теперь они в наших руках!
Дикин, однако, был другого мнения. Он снял наушники, сдернул провод с телеграфной линии и столкнул аппарат с насыпи. Затем он вернулся в кабину машиниста, стряхнул с себя снег, тщательно проверил одежду, чтобы на ней не осталось ни одной травинки от сена, из которого он достал телеграф, и взглянул на стрелку манометра.
Она опустилась значительно ниже синей линии. Дикин открыл топку, но увидел только редкие тлеющие угольки. Он стал быстро подбрасывать дрова. На этот раз, то ли от усталости, то ли от избытка добросовестности, он не спешил отойти от топки и следил за манометром, пока стрелка не доползла до
