я расписываю их, глазирую и обжигаю в печи. Сейчас я уже умею делать почти все. В конце недели я еду на ярмарку и продаю свои изделия. Это приносит мне немного, но жить вполне можно.
— Как это здорово! Забавно, я в своей жизни встречал людей очень многих профессий, а вот настоящего живого гончара мне видеть еще не приходилось.
— Я с удовольствием предложу вам горшок, мистер Пьюти.
— Это очень мило с вашей стороны, мэм. Сейчас я проверю вашу машину и перестану докучать вам своим присутствием.
— Знаете, одиночество накладывает на людей отпечаток. Вот я и болтаю что попало.
— Я вас хорошо понимаю.
Они прошли через скотный двор и амбар и вышли к тому месту, где она обычно работала. Гончарный круг находился под навесом. Рядом располагалась печь для обжига готовой продукции. На скамье стояли баночки с красной и готовые горшки. Они сияли яркими красками. Она отделывала и расписывала их в индейском стиле, но выглядели они намного красивее, чем те горшки, которые Бад видел в магазинах резервации. Цвета резкие, пожалуй, даже диковатые. Охра цветом похожа на кровь, льющуюся из раны.
— Вот это да! — Работа произвела на него впечатление. — Однако вы чертовски знатный гончар. Эти вещи просто прекрасны.
— Ну что вы, спасибо за похвалу. — Она скромно потупила глаза.
Они направились к машине.
Лэймар видел, как она, не колеблясь, повела его к амбару.
Они остановились, посмотрели на ее работу и гончарный круг, коп что-то сказал, но Лэймар не расслышал, что именно. Но когда коп стал рассматривать машину, Лэймар напрягся и подвинулся ближе. Он находился на расстоянии плевка от полицейского. При необходимости он в любую минуту мог совершить бросок и уложить легавого на месте. Его руки сжимались и разжимались на рукоятке топора, ярость туманила мозг. Ему стоило больших усилий не поддаться искушению ярости. Пока он сохранял контроль над своими эмоциями и мог здраво рассуждать, хотя ему в голову уже закралась соблазнительная мысль: «Может, взять да убить его, и будь что будет».
Однако он не двигался с места и продолжал ждать.
— Ха! — сказал Бад.
Несколько разочарованный, он стоял возле машины, внимательно ее рассматривая. Старая, бывшая когда-то красной «тойота терсел» блестела на ярком солнце. Обивка салона светила изрядными прорехами, кое-как прикрытыми одеялами. На заднем левом крыле проступали пятна ржавчины, да и задний бампер тоже основательно прогнил. Бад отошел на несколько шагов назад и стал рассматривать шины в поисках фирменного клейма. Он медленно обошел машину, по очереди рассматривая протекторы.
Ничего! Черт возьми, ну ничегошеньки!
Шины, конечно, были старыми, тут никуда не денешься. Но это была бриджстоунская, а не гудьировская резина.
По некоторым признакам он заподозрил эту женщину в соучастии в преступлении: женщина явно нервничала, место пустынное и заброшенное, пожалуй, она прокололась с телевизором, и, самое главное, на стенах дома следы приложения грубой мужской силы, все сходилось и на тебе!..
— Ладно. Спасибо вам большое, мисс Талл. Я вижу, что могу со спокойной душой вычеркивать вас из списка. Я не могу поверить, что такая женщина, как вы, может быть причастна к убийствам в ресторане Денни.
— Да вы что? Никогда в жизни. Мне даже подумать-то об этом страшно, — сказала она с легким смешком.
Бад понял, что надо заканчивать свою миссию и уезжать. Это место его больше не интересовало.
— Все. Я избавляю вас от своего надоедливого присутствия. Мне еще придется ехать в Грэнайт.
— Конечно, конечно, мистер Пьюти. Да, но вас, кажется, заинтересовали мои горшки?
Бад оглянулся. Один из горшков ему действительно приглянулся: яркая охра, черные диагональные полосы и всполохи оранжевого цвета создавали впечатление картины конца мира.
— Вы хотите продать мне один из них?
— Я беру пятнадцать долларов за маленький горшок и двадцать пять за большой.
— Ого! Недешево, надо сказать. Вот что, вы выберете любой горшок на свой вкус, а я заплачу за него десять баксов.
— Это будет просто прекрасная сделка.
По счастью, она выбрала не слишком большой горшок, поэтому Бад заплатил ей десять долларов, не слишком мучаясь угрызениями совести по поводу собственной жадности. Как правило, он не очень любил пользоваться своим служебным положением, но… черт возьми, иногда это не вредно, если не зарываться.
Она принесла горшок и протянула его ему. После этого они пошли мимо амбара к его пикапу.
— Заезжайте ко мне, — сказала она. — Я обожаю гостей.
— Благодарю вас, мисс Талл. Счастливо оставаться.
Только бы их везение продлилось еще чуть-чуть. Только бы Оделл или Ричард не вздумали высунуть нос из дома.
Лэймар наблюдал за происходящим из темноты амбара. Сердце сильно колотилось. Пьюти отошел слишком далеко, и топором его было уже не достать. Теперь все оказалось в руках Божьих.
Сержант походил возле машины, поговорил с кем-то по рации — Лэймар разобрал позывной — десять-двадцать-четыре — задание выполнено — после чего, полный величественной лени, забрался в свой пикап и тронулся. Еще битую минуту он выезжал со двора и еще минуты три ехал по грунтовой дороге до шоссе, потом Пьюти свернул влево и исчез из виду.
Казалось, время остановилось. Лэймар вдруг почувствовал, что буквально взмок от пота. Когда после ограбления ресторана он успешно ушел от погони, его охватило радостное возбуждение. Сейчас этого ощущения не было. Он испытывал слабость и разбитость после пережитого шока близкой угрозы смерти. Это ощущение не доставляло ему никакого удовольствия.
Он поднял глаза. Из дома вышла Рута Бет, сложила ладони рупором и собралась позвать Лэймара. Он опередил ее.
— Не надо, — произнес он громко, но очень спокойно, практически не повышая голоса. — Не надо меня звать. Не смотри ни влево, ни вправо. Просто по-деловому иди себе в амбар.
В этот момент открылась входная дверь, и из нее со смущенным видом высунулся Оделл.
— Оделл, оставайся дома. Хотя нет, подожди. Пойди проверь, заряжены ли пистолеты. И не пускай Ричарда на улицу.
Оделл кивнул и исчез в доме. В это время к Лэймару подошла Рута Бет.
— Так ты все время был в амбаре?
— Да. При первом же неосторожном движении я бы раскроил этому парню голову топором.