— Вадим Берзин. А ее Вера. Вера Ивановна Берзина, — ответил мужчина и слегка кивнул головой на нее, сидящую рядом, справа.

— Но вы же Виктор, — возразил я.

— Был им. Несколько дней. Так я сам себя назвал.

— Но кто же вы в таком случае на самом деле?

— Вы хорошо знаете, кто я такой.

Знал ли я на самом деле? А что, по правде говоря, мне известно про этого человека?

— Не ожидали, что я явлюсь? — спросил я.

Вера Ивановна закрыла глаза, или, скорее, они исчезли в пухлых складках и желваках ее лица. Теперь я вспомнил, где видел ранее похожее лицо, — на фотографиях и экранах кино. «Человек-слон» — был такой памятный фильм, в основе которого лежала правдивая история, произошедшая со знаменитым «человеком-слоном» — неким англичанином Джоном Мерриком. Его тело поразила ужасная болезнь нейрофиброматоз, или иначе слоновая болезнь, которая проявляется в опухании и деформации кожи. Не страдает ли и эта женщина той же болезнью?

— Я ждал вас, — спокойно подтвердил Вадим, кивнув головой.

— И вы не побоялись впустить меня в квартиру?

— Жену вашу я не убивал.

— Вы вроде не удивляетесь, что я вам не верю.

— Нет, — ответил он и с трудом улыбнулся. — Я ничуть не удивлен. — А немного помолчав, добавил: — Можете запросто убить меня или нас обоих. Можете убить прямо сейчас, если хотите. Но с чего вам хотеть-то? Лучше выслушайте сначала то, что я вам поведаю.

— Мы живем здесь с тех пор, как сгинул Советский Союз, — начал он свой рассказ. — Мы купили право и возможность переселиться сюда, как и многие наши прежние товарищи по службе в КГБ.

— Вы заплатили деньги за выезд правительству России?

— Да нет же, мы заплатили вашему Центральному разведывательному управлению.

— Чем откупились-то? Зажиленными от кого-то долларами?

— Да что вы! Те жалкие доллары, которые мы смогли скопить вдвоем за долгие годы, ничто для огромного и богатого Центрального разведуправления. Оно не нуждалось в наших грязных долларовых банкнотах. Нет, все произошло совсем не так. Мы купили себе свободу за ту же валюту, за какую покупали ее все офицеры госбезопасности…

— А-а, понимаю, — догадался я. — Информация, секреты, выкраденные из досье и архивов КГБ. Как это проделали все другие перебежчики. Но я удивляюсь, как вам удалось найти заинтересованных покупателей после всего того, что вы натворили.

— О-о, натворил я немало, — с издевкой заметил Берзин. — Я попытался заманить в ловушку одного блестящего молодого офицера ЦРУ, против которого наш центр в Москве имел огромный зуб. С этой целью я выдал себя за перебежчика, прямо как расписывается в учебниках, так ведь? — Я промолчал, а он между тем продолжал иронизировать: — Я пришел на явку, а молодой офицер ЦРУ туда не явился. И тогда — в порыве мести — ведь от этого теряют голову — я убил жену молодого офицера и ранил старого опытного сотрудника ЦРУ. Ну что, правильно я говорю?

— Более или менее.

— Ах-ах, да-да. Какая душещипательная сказочка!

Когда он рассказывал, я опустил было пистолет, но теперь медленно поднял его снова и прицелился. Я знал, что заряженный пистолет в умелых руках заставляет говорить правду скорее, чем многие другие способы.

И тут впервые подала голос жена Берзина, закричав чистым сильным контральто:

— Пусть он говорит дальше!

Я быстро глянул на обезображенную женщину и снова перевел взгляд на ее мужа. Испуганным он вовсе не выглядел, наоборот, казалось, что ситуация больше забавляет его. И тут вдруг выражение его лица резко изменилось, став печальным и серьезным.

— А правда, — сказал он, — заключается вот в чем: когда я пришел к вам на квартиру, меня встретил там человек по имени Томпсон. Кто он такой — я не знал.

— Быть того не может…

— Может! Раньше я никогда не встречал его, а вы мне не говорили, что будете вместе с ним. Уверен, боялись утечки информации. Он объяснил, что ему поручено проверить меня и он намерен начать допрос тут же и немедленно. Я согласился и рассказал ему про документы, касающиеся Сороки.

— О чем же они?

— Об одном информаторе из американской разведки.

— Он кто? Советский «крот», проникший к нам?

— Да не совсем так. Источник информации из местных. Один из наших пособников.

— Его псевдоним Сорока? — я назвал по-русски имя этой птицы.

— Да.

— Стало быть, этот псевдоним придуман в КГБ?

В КГБ применяли длинный список псевдонимов, взятых по названиям разных птиц, гораздо более разноцветных и нарядных, нежели мы представляли себе.

— Да, но опять напомню, что, строго говоря, речь шла не о нашем «кроте» в рядах разведслужбы. Он не был туда заслан. Более вероятно, что это был агент, которого нам удалось в свое время завербовать, склонить на свою сторону и получать от него нужную нам информацию.

— А Сорокой был…

— А Сорокой, как оказалось, был не кто иной, как Джеймс Тобиас Томпсон. Конечно же, я понятия не имел, что разговариваю с самим информатором, поскольку подлинного его имени не знал — досье КГБ на тайных агентов хранились в строжайшем секрете, и заглянуть в них я никак не мог. И вот я стоял как распоследний дурак и что-то такое лопотал насчет документов относительно секретной советской операции, которые готов продать, а прямо передо мной был тот самый завербованный агент, и он с интересом слушал, как я намерен продать ему информацию, которая сразу же сдует с него прикрытие и разоблачит.

— Боже мой, — только и сумел вымолвить я. — Тоби.

— И тут этот самый Томпсон вдруг пришел в бешенство. Он стремительно кинулся на меня, вытащил пистолет с глушителем и потребовал немедленно передать документы ему. Я все же не был таким круглым идиотом и сказал, что не намеревался приносить с собой бумаги, пока не заключена сделка. Он начал мне угрожать, а я отвечал, что документов при себе у меня нет. Мне показалось, что он вот-вот убьет меня, как вдруг, повернувшись, мы оба увидели, что в комнату, где мы схватились, вошла женщина. Роскошная женщина в белом ночном халате.

— Да. Это была Лаура.

— Она все слышала. Все, что говорил я и что говорил Томпсон. Она сказала, что приболела и спала в соседней комнате и что от шума проснулась. Мы, естественно, пришли в замешательство. Воспользовавшись этим, я попытался унести ноги. На бегу я вытащил свой служебный револьвер, чтобы обороняться, но, не успев даже взвести курок, почувствовал острую боль в ноге. Оглянувшись, я увидел, что Томпсон целится в меня. Он выстрелил, но второпях не попал, а я же, обороняясь, открыл ответный огонь. Я проскользнул в прихожую, оттуда выскочил на лестницу и успел удрать, не дав ему возможности застрелить меня.

Меня не держали ноги, страстно захотелось опуститься на пол, закрыть глаза и погрузиться в спасительный сон, но мне нужно было собрать всю волю в кулак и дослушать рассказ до конца. Я сел на большое громоздкое откидное кресло, защелкнул фиксатор на спинке и приготовился слушать дальше.

— А когда я бежал по лестнице, — продолжал Берзин, — услышал другой приглушенный хлопок- выстрел и понял, что он убил либо себя, либо ту женщину.

Женщина с обезображенным лицом по-прежнему не открывала глаз, она так и просидела, закрыв их, пока говорил муж. Берзин умолк, последовало долгое молчание. Слышно было даже далекий стрекот мопедов на улице, рычание грузовика и смех детей. Наконец я нашел в себе силы сказать:

— Ну что ж, рассказ вполне правдоподобный.