старинного массивного стола, в упор глядя друг на друга.

– В чем дело, мама? – спокойно спросил Джеймс. Вдовствующая герцогиня продолжала молчать – видно было, что ей нелегко давался этот разговор.

– Насколько я понимаю, – наконец заговорила она, – брачный контракт является достаточно солидным. Может быть, ты не сочтешь чрезмерной просьбу увеличить количество денег на мое содержание?

Джеймс прекрасно знал характер своей матери и понимал, чего ей стоило просить его. Она вообще терпеть не могла о чем-нибудь просить.

– Конечно. Сколько ты бы хотела? – С его стороны задавать такой вопрос было бестактностью, но у него не оставалось другого выбора.

– Это могла бы быть некая достаточно солидная сумма, откуда я брала бы деньги по необходимости, вместо того чтобы получать определенное содержание каждый месяц. Это даст мне большую свободу в расходовании денег...

– Свободу? – удивился Джеймс. – Я от тебя никогда не слышал этого слова. Неужели свободомыслие Софи оказало на тебя такое влияние? – Эти слова могли показаться жестокими, но Джеймс не сожалел об этом. Если кто-нибудь из них и должен был испытывать сожаление, то только не он. – Итак, сколько?

– Тысяча фунтов. Это был бы весьма щедрый жест с твоей стороны.

Несколько мгновений Джеймс молча смотрел на свою мать. Он был весьма удивлен ее желанием воспользоваться деньгами американской невесты, так как прежде предполагал, что она не захочет даже прикасаться к ним.

– Тысяча фунтов? – Он нахмурился. – У Мартина опять неприятности с деньгами? – Джеймс первым делом подумал о младшем брате, который недавно вернулся учиться в Итон.

– Нет-нет, не беспокойся, с Мартином все в порядке.

Оба какое-то время молча смотрели друг на друга.

– Для чего же тогда такая сумма? – снова попытался выяснить Джеймс.

– Дело в проклятых долгах, которые образовались за эти годы. Время было трудное, и мне не хотелось, чтобы Лили это почувствовала.

– Что ж, похвально. – Джеймс подошел ближе к столу. Глядя на побледневшие щеки матери, он чувствовал некоторую неловкость. И, в конце концов, решил, что уже достаточно помучил ее.

– Хорошо, вот тебе чек на тысячу фунтов. – Сев за стол, Джеймс заполнил чек и передал его матери.

Марион положила чек в карман юбки и, повернувшись, молча вышла, оставив сына догадываться о том, на что будут израсходованы эти деньги.

Сидя на кровати в ожидании мужа, Софи испытывала все большее нетерпение. Было половина двенадцатого, и хотя свечи на столике еще горели, однако огонь в камине уже погас. В комнате становилось все холоднее, и, в конце концов, она решила лечь и закутаться в одеяло.

Натянув одеяло до шеи, Софи поняла, что ноги у нее совершенно оледенели. Встав, она достала из ящика чулки, натянула их и опять забралась в кровать. Когда придет Джеймс, он обязательно ее согреет.

Ей казалось, что прошла целая вечность, а она все лежала в кровати, глядя на дверь и вскакивая каждый раз, когда в доме раздавался какой-нибудь неожиданный звук. Джеймс все не появлялся, и Софи почувствовала себя невероятно расстроенной. Ей столько всего надо было сказать ему и спросить у него!

Глаза ее закрылись, а когда она их открыла, было уже два часа ночи. Джеймса не было, и Софи подумала, что он тоже мог случайно заснуть, так же, как она только что. У них обоих был нелегкий день, оба устали от официального приема в замке, а у Джеймса после длительного отсутствия дома могли быть еще и другие дела. Наверное, решила Софи, ей следует самой пойти к нему.

Она выскользнула из-под одеяла, накинула на плечи большую шерстяную шаль и, взяв подсвечник, открыла дверь. В коридоре не было видно ни одной живой души. Софи поспешила пройти в холл. Милдред еще днем, когда она впервые поднялась наверх, показала ей комнату Джеймса, и Софи была уверена, что сможет найти ее. Ей надо было пройти через холл, а затем повернуть налево и в конце другого холла, где находился красный салон, открыть нужную дверь.

В коридоре было невероятно холодно, единственным источником света были свечи у нее в руке. Ускоряя шаг, Софи слышала их шипение и ощущала запах расплавленного воска. Все вокруг казалось ей таким устаревшим и примитивным, как будто она очутилась в прошлом веке. В ее доме в Нью-Йорке были современные удобства: газовые лампы, а в последнее время и электрические, там было центральное отопление, из крана в ванной комнате шла горячая вода, которой она так любила наполнять фарфоровую ванну. Здесь, в замке, маленькие хрупкие девушки носили воду в кувшинах из кухни в ее комнату и застилали полотенцами пол вокруг цинковой ванны, которую они притащили в спальню. В этот момент ее положение герцогини уже не казалось Софи таким уж величественным.

Софи опять пыталась напомнить себе, что она находится здесь потому, что любит Джеймса. Только бы ей найти его комнату, и тогда...

Она повернула налево, надеясь, что поиски ее вот-вот закончатся, и оказалась в еще одном незнакомом коридоре.

Теперь Софи окончательно поняла, что заблудилась. Закутавшись в теплую шаль, она повернулась, пытаясь понять, где находится. В этом коридоре на стенах висели портреты в красивых позолоченных рамах.

Подойдя к одному из них, Софи подняла подсвечник. Под портретом была надпись, гласившая, что на полотне изображен второй герцог Уэнтуорт. Мужчина на портрете выглядел угрожающе и был больше похож на воина, чем на аристократа. Глаза его были темными, полными злости и ненависти.

Почему-то, глядя на эти глаза, Софи вспомнила вечер, когда она впервые увидела Джеймса...

Постаравшись поскорее избавиться от этих воспоминаний, Софи вернулась к своей цели. Ей надо было