— Поспешили вы, Петр Иванович. В вашей версии слишком много уязвимых мест.

— Знаю. Но еще больше логически точных данных.

— Не спорю. Но почему вы решили, что Андреев мог увидеть Ряднова в окно? Сейчас зима, и окна могли быть покрыты льдом, инеем.

— Исключено: все дни стояла оттепель, а Ряднов живет один и, значит, топит только вечером. Поэтому в комнатах было, по крайней мере, прохладно, следовательно, окна не могли запотеть, а тем более покрыться инеем — разность температуры невелика.

— Логично. Но почему Андреев повернулся, чтобы уйти обратно? И почему он шел по этой тропе?

— Вполне естественно. По-видимому, он все-таки встречался с Рядновой...

— Это нужно доказать.

— Видите ли... несколько лет назад, как вы помните, мы вели расследование по делам домовладельцев поселка. Мне уже тогда было известно, что Ряднова встречалась с Андреевым. Об этом говорили многие соседи. Я забыл, а Ряднов, как вы сами видели, напомнил мне об этом.

— Логично.

— Так вот, вполне вероятно, что Андреев не выдержал разлуки и приехал на встречу со своей любушкой. Заметьте, что он шел днем, когда Ряднов, по всем правилам, должен быть на работе, а его жена могла уйти с работы. Андреев не хотел, чтобы его увидели и заново начали трепать их имена, а поэтому решил зайти с тыла.

— Логично. Все логично. И все-таки...

— Я вас понимаю: не слишком ли много логичных совпадений и не слишком ли поспешна попытка сразу, одним ударом вырвать признание? Даже если я и ошибся, согласитесь, что я обязан был сделать это хотя бы для того, чтобы проверить версию, дать Ряднову возможность отвести обвинение. Он этого не сделал. Больше того, он на всякий случай признал другой вариант: убийство по неосторожности, не умышленное убийство.

— Логично. Но он не производит впечатление... слишком хитрого, расчетливого человека. Как вы думаете, Грошев? — Начальство круто повернулось к Николаю.

— Не знаю... Я настолько удивлен случившимся, что еще не могу разобраться как следует. Но... несмотря на всю логику, мне его просто жалко.

— Почему?

— Видите ли, если человек действительно убийца, он не будет с такой точностью, даже горделивостью давать как раз те показания, которые логически подтверждают его виновность. По- видимому...

Но начальство перебило Грошева:

— Вот-вот. В этом все и дело. По-видимому, здесь либо полная невиновность, либо действительно неумышленное убийство. Поэтому сделаем так: в интересах справедливости исключим все возможности ошибки. Следствие вести в дальнейшем по новой версии. А потому, что вы, Ивонин, уже не сможете отказаться от своей, психологически это вполне объяснимо, и потому, что есть еще одно важное дело, я отстраняю вас от этого дела. Вы, Грошев, если хотите, можете работать с новым товарищем. Вам будет полезно посмотреть на дело иными глазами. Потому что, к сожалению, следственное дело — не математика. Тут бывает всякое.

Когда начальство ушло, Ивонин медленно собрал документы и впервые за долгое время закурил. Грошев спросил его:

— Скажите, у вас были хоть какие-нибудь данные обвинять Ряднова, вести следствие именно так, как его вели вы?

— Нет. Была улика, намек на нее — разбитое стекло. Хотя, в общем-то, эта улика довольно шаткая: мало ли по какому поводу оно могло быть разбито? И я действительно трижды рисковал: ведь все могло пойти прахом. Но в том-то и заключается наше дело, что нужно следить за логикой мыслей и подозреваемого, и дела, и за самим собой. У нас тут тоже риск. Иногда неприятный, опасный, но что сделаешь? Все считают, что риск бывает только в открытой схватке с противником, с преступником. А бывает вот такой, за столом.

— А вы как же считаете: убийца он или нет?

— Если говорить честно, я все-таки убежден, что если он и убийца, то случайный. Начальство да и ты говорите правильно: преднамеренный убийца не будет так упрямо возводить против себя стену улик. Но вся беда в том, что в криминалистике известен и такой прием: логику переводить в алогичность. Преступление настолько обоснованно, что начинаешь сомневаться в самом обосновании. Иногда этим и пользуются преступники: помилуйте, да разве б я стал сам на себя наговаривать? Поэтому поживем — увидим.

Вспомнив, что нужно идти домой и опять вести неприятный разговор с женой и дочерью, что нужно еще зайти в сыновнюю школу и выслушать наставление учителей, Петр Иванович опять рассердился и ткнул папиросу в пепельницу.

— Ладно, Николай, пошли. Ты на досуге подумай об этом деле, посмотри, не напутал ли я чего, не упустил. Со стороны бывает видней.

На выходе из помещения они столкнулись с женщиной в стеганке, ватных, перепачканных раствором и краской брюках, в теплом платке, который скрывал ее лицо. Уже вставший на пост ночной вахтер доказывал ей, что работа закончена, и советовал зайти завтра.

Грошев распрощался и пошел на дежурство.

Более углубленное следствие по делу об убийстве Роберта Андреева ничего нового не принесло. Следы, заметенные свежим пушистым снегом, были те же, что и на фотографиях; никто из опрошенных жителей не слышал выстрелов, так же как и Липконос, ссылаясь на привычку к детонации авиационных моторов с ближнего аэродрома, не видел ни Андреева, ни кого-либо другого, в том числе и самого Ряднова: ведь все произошло в рабочее время, когда большинство жителей было либо на работе, либо в школе, а те немногие, кто оставался в поселке, готовили обед, выполняли домашние задания, спали перед ночными и вечерними сменами.

Произвели следственный эксперимент. У опушки на тропке было установлено чучело, и один из работников местного Охотсоюза первым же выстрелом рядновской «ижевки» пробил его навылет. Баллистическая экспертиза допускала, что единственная, находившаяся в распоряжении следствия пуля- жакан могла быть выстрелена из рядновского оружия. Оно, кстати, содержалось в образцовом порядке. Эксперимент удовлетворил Ивонина.

Николай Грошев присутствовал и при допросе Анны Ивановны Рядновой. Она категорически отрицала и связь с Андреевым, и то, что муж ее бил.

— Ушла потому, что надоела такая жизнь — все время на подозрении, все время скандалы. Дочка стала плакать, вскакивать по ночам. Да и другое. Мужа и раньше ни в кино не вытащишь, ни так пройтись, а как переехали в новый дом, и вовсе — даже в город неделями не выходили. Как высланные.

— А теперь вы как живете?

— Хорошо живу. Комнатку получила, сама себе хозяйка. Мне ничего не нужно.

Анна Ивановна — рослая, красивая женщина лет тридцати — и в самом деле была полной хозяйкой самой себе. Особенно после того, как стала работать экспедитором столовой и буфетов в аэропорту. Все время в движении, с людьми. Она теперь и не мыслила другой жизни.

Мужа она вспоминала добром:

— Хоть и бирюк, но человек, в общем-то, хороший, душевный и как мужчина видный, хотя вокруг немало и получше.

Об Андрееве у нее было свое точное мнение:

— Веселый, не слишком честный и отчаянный.

Запрос, посланный к новому месту жительства Андреевых, подтвердил характеристику Анны Ивановны.

И в далеком сибирском городке братья Андреевы зарекомендовали себя хорошими шоферами, но людьми прижимистыми и в чем-то затаенными. Старший, семейный, водил самосвал, а Роберт работал на легковом такси. Поскольку на каждую машину полагалось по два шофера, а шоферов в городе не хватало, Роберт по нескольку недель работал по две смены, а потом брал отгулы сразу на неделю-две и часто уезжал