Сначала Ари подумал, что видит сон. Кхорнья стояла на коленях недалеко от его ложа. Она была окружена очень ярким светом, как если бы излучала его сама, и в глазах ее читалось то же желание, какое он сам чувствовал каждый раз, глядя на нее. Она молчала.

— Кхорнья, — позвал он. — Кхорнья, что-то случилось? На нас напали кхлеви?

Он оглянулся в поисках Таринье, но того не было на его месте. Ничего странного в этом, конечно, тоже не было; в последнее время он часто отсутствовал, работая над переводами и планами эвакуации и, несомненно, болтая с женщинами, даже если они другого вида: «просто чтобы потренироваться», как он сам говорил.

Кхорнья не ответила ему прямо, но вместо этого сказала что-то очень странное. Он подумал, что это может быть шифр; впрочем, в этом случае у него явно не было ключа, чтобы этот шифр разгадать.

— Как я люблю тебя? — спросила она на языке линьяри. — Позволь, я расскажу. Я люблю даже ионный след твоего корабля. Я люблю запах злаков, которыми ты ужинаешь. Я люблю….

— Правда? — спросил Ари. Несмотря на некоторую несвязность ее слов, они были приятны ему. Очевидно, это не шифр, но ее собственные, давно сдерживаемые чувства. Голос ее был такой, как если бы она декламировала стихи, а ее мыслей он и вовсе не слышал. Впрочем, такое случалось с ним и раньше.

— Но… у меня нет рога.

— Я люблю рог, которого у тебя нет, и рог, который у тебя был, и рог, который снова у тебя будет, — продолжала она; похоже, это не было ответом на его реплику. — Пойдем, любимый, в уединенное жилище, и там мы отдохнем, если ты понимаешь, о чем я…

При этом она изогнула серебристо-белую бровь и подмигнула ему, что было очень не похоже на Кхорнью. Он задумался, не оказалось ли случайно в садах Хафиза того, что называлось «чокнутой травой» в старых романах Зейна Грея из дикой западной Америки… Может быть, дело действительно в этом — а возможно, это некий странный женский брачный ритуал, о котором его мать не позаботилась рассказать ему. Что же, сейчас не время спрашивать у нее. Кхорнья уже устремилась прочь, а он не мог позволить ей бродить вокруг этого огромного поселения чужих в таком состоянии. Кто-нибудь может воспользоваться ее состоянием.

Он поднялся и пошел за ней.

Казалось, она плывет перед ним по воздуху, не касаясь земли, словно одна из тех эктоплазматических сущностей — призраков разрушенного мира Вали-Вали, куда родители брали Ари, когда он был ребенком. Давным-давно, в ранние дни технологии терраформирования, могущественная компания быстро преобразовывала планеты, строила на них огромные города и переселяла на них целые цивилизации; здесь цивилизации процветали, развивались, любили и воевали на протяжении многих эпох. А когда терраформирование дестабилизировалось, в этих мирах наступало время катастроф. Ледниковые шапки таяли, моря замерзали, извергались вулканы и земля разверзалась или взбухала, порождая новые горы. Города разрушались, и люди погибали, но каким-то образом даже мертвыми оставались привязанными к своему гибнущему миру, к той земле, которая хранила память о былом величии их городов, ныне лежавших в руинах. Бестелесные души прежних обитателей витали среди руин, в надежде когда-нибудь снова обрести плоть и возродиться к новой жизни. Именно так сейчас вспыхивала и мерцала, то исчезая, то снова появляясь, плывущая перед Ари фигура Акорны, ведшая его по аллеям и садам жилого купола.

Ари не мог сделать ничего — только следовать за ней. Ветер дул ему в лицо, его грива намокла от дождя: в искусственной среде купола наступал запланированный доктором Хоа «сезон дождей». Молодой линьяри поднимался по широким ступеням, шел через узкие коридоры и анфилады залов, проходил в двери, скрытые темными коврами, расшитыми золотыми узорами, которые таинственно мерцали в свете голографических факелов. Неожиданно он увидел, что белый силуэт Кхорньи исчез за дверным проемом, скрытым занавесью из мириадов бусин, похожих на капли воды. Ари быстро вошел следом.

Он пробирался по странному лабиринту, где вместо голых стен были занавеси, ковры, шторы, нити мерцающих бусин, а один раз ему попался даже стоящий боком огромный серый зверь с покачивающимися ушами, длинными изогнутыми клыками, носом, похожим на змею, толстыми, как колонны, ногами и маленькими, нелюбопытными глазками. Зверь посмотрел на него спокойно, а затем снова воззрился в пространство. Ари прошел мимо неведомого чудища, но, когда обернулся, увидел позади только темноту.

Он чувствовал удивление и даже некоторый страх. Возможно, он все еще находится во власти кхлеви, и его разум играет с ним злые шутки, а все это — лишь иллюзии, которые дразнят его несбыточными надеждами и дарят мечты, которые потом будут жестоко разрушены? Но нет, ему не было больно. Это было верным признаком того, что здесь нет кхлеви. Когда он был у кхлеви, боль всегда была с ним. А теперь не было ничего, кроме него самого: он чувствовал себя целым и удивительно живым, и силуэт Кхорньи мерцал перед ним, как манящая свеча.

Неожиданно ее белый силуэт мигнул и исчез, а затем, намного дальше, чем она могла бы переместиться за это краткое мгновение, он услышал, как она зовет его по имени печальным и немного детским голосом. Он поспешил вперед.

— Кхорнья?

— Ари, где ты? — Ее голос был скорее не испуганным, а тревожным.

— Прямо за тобой. Я буду рядом через секунду, — крикнул он и действительно оказался рядом. Неожиданно он понял, что стоит рядом с ней не в комнате, а в залитом лунным светом поле, похожим на те, которые он помнил по временам своего детства на Вилиньяре. Свет лун лился сквозь туман, поднимающийся над неторопливо текущим ручьем, а с редких деревьев доносилось пение ночных птиц. Кхорнья стояла рядом с одним из деревьев недалеко от ручья, заметив Ари, она облегченно вздохнула.

— Это ты!

— Конечно, я, — он подошел к ней. Он был рад тому, что теперь она выглядит более здоровой и более материальной, чем в его палатке. Ее кожа излучала тепло, и от нее шел чистый сладкий цветочный запах, но к нему примешивался другой, более влекущий аромат. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, яркими, как луны; ее влажные губы были чуть приоткрыты.

— Я боялась, что ты не вернешься, — тихо сказала она.

— Перед огнем любви тает холод страха, — сказал он. '

— Прошу прощения?

— Это я недавно читал, — сказал он; его пальцы гладили серебристую гриву, легко касались щеки Акорны. — Мне показалось, это подходящие к случаю слова.

Она вздохнула:

— На стандартном это звучит лучше.

— Я попрошу родителей рассказать мне стихи о любви на языке линьяри и буду читать их тебе, если ты хочешь, — сказал он, понимая, что слова, произнесенные ею в его палатке, должно быть, были языком любви. Она была права: даже если смысл оставался не вполне понятным, стихи из книг, которые он читал, лучше звучали на стандартном.