подверг бы ее опасности. Кроме того, если он признается, Мередит ужаснется. Он не хотел потерять ее. Пусть она по-настоящему и не принадлежала ему.

— Есть вещи, которые я не в состоянии объяснить, — шепнул Тристан. — Слишком сложно.

Она разочарованно вздохнула и опустила голоду. По тому, как у нее поникли плечи, как она сжала кулачки и смотрела в сторону, было видно, что она обманута в своих ожиданиях. Она будто знала, что он лжет.

Но нет. Это взывала к нему его собственная совесть.

Она продолжала смотреть в пол.

— Очень хорошо. Вы не можете сказать мне, почему не порываете с Девлином. Но вы обязаны сказать, почему сообщили ему обо мне — о нас. Я имею право знать.

Тристан изучал ее лицо. Какая часть правды могла бы успокоить ее и не осложнить положение еще больше? Наконец он сказал:

— Девлин на второй день после вашего приезда подошел ко мне и заявил, что интересуется вами. Он надеялся, что я подскажу ему, как успешнее приударить за вами, потому что мы знали друг друга раньше.

Мередит скрестила руки на груди и приготовилась слушать:

— И что же?

— Зная его репутацию, я решил, что он не тот мужчина, который смирится с отказом. — Тристан колебался. — Если бы вы отвергли его ухаживания, он стал бы мстить. Если бы вы приняли их, то оказались бы во власти его низменных свойств. В любом случае, позволив ему считать, что у него есть шанс, вы подвергли бы себя опасности.

Она продолжала держать руки перед собой, словно щит. Тристан нахмурился. Он просто не мог видеть Мередит в такой оборонительной позе, особенно если I учесть, что она защищалась именно от него. После того как они делили блаженство страсти, он не мог перенести, что в ее глазах не горел больше огонь желания, что взгляд ее сменился настороженностью.

Мередит какое-то время размышляла над его словами.

— Так вы заявили о своих правах на меня для чего? Чтобы защитить меня? Вы посчитали, что Девлин не будет преследовать меня, если подумает, что вы уже заняли место в моем сердце?

Он кивнул:

— Если Девлин подумает, что в таком случае он погубит наше общее дело, он не станет делать этого.

В ее глазах Тристан увидел боль.

— Так вот почему вы ухаживали за мной? — с грустью констатировала Мередит. — Чтобы создать видимость? И поэтому затащили меня в свою постель? Для полноты картины?

Тристан больше не колебался. В три длинных шага он одолел расстояние между ними и поймал Мередит за локоть, сломав щит из выставленных рук и заставив ее посмотреть ему прямо в глаза.

Ее лицо по-прежнему искажала боль, хотя Мередит пыталась скрыть это. Он должен избавить ее от страдания.

— Нет, — твердо сказал он. — Даже когда я говорил себе, что преследую вас в целях вашей же защиты, это была ложь. Я искал вас, я ухаживал за вами, потому что хотел вас Я хотел, чтобы ложь, сказанная Девлину, стала правдой.

Рот Мередит приоткрылся от удивления.

— Каждый раз, когда я целовал вас, это было потому, что я не мог больше лишать себя блаженства, — продолжал он. Пространство вокруг них стремительно сжималось, накаляясь тем больше, чем ближе он притягивал ее к себе. — А когда вы пришли в мою спальню и предложили мне себя, я взял вас потому, что я хотел, чтобы вы стали моей.

— Тристан, — прошептала она.

— То, что случилось между нами, было настоящим. Оно не имеет отношения к Огастину Девлину, — проговорил он.

Только сейчас Тристан осознал, что прижимает Мередит к себе. Он ощущал ее дыхание на своем горле, каждое трепетное движение ее тела отзывалось в нем.

Он сознавал, что если тронет Мередит сейчас, ничто на свете не остановит его. Ему хотелось ощущать ее вкус, касаться ее, сделать ее своей.

Тристан положил руку ей на затылок, и ее губы приоткрылись, а глаза распахнулись.

— Тристан, — начала она. Ее голос прерывался. — Но я…

Он оборвал ее, прижавшись губами к ее губам прежде, чем она смогла оттолкнуть его.

Если Мередит и намеревалась протестовать, слова были забыты, как исчезло и само намерение. Почтисразу ее пальцы начали теребить его волосы, она возвратила ему поцелуй с теми же страстью и жаром, которые вложил в свой поцелуй он.

Тристан переступал шаг за шагом, пока ее спина не коснулась стены. Мередит лепетала что-то нежное, но слова затерялись у его губ. Их бедра соприкоснулись, посылая мощные разряды наслаждения и предвкушения в его тело. Он застонал, забыл обо всем — бальзам ее поцелуя вытеснил все мрачные мысли, мучившие его.

Он потерялся в ней, его язык проникал глубоко в ее рот, он наслаждался теплой медовой сладостью ее губ. Каждый раз, когда они целовались, он стремился запомнить ее вкус, короткие звуки, вырывающиеся из ее горла от удовольствия. Ему хотелось запечатлеть в памяти каждое мгновение, потому что новых встреч могло и не быть.

Она, казалось, с той же безысходностью и безрассудностью стремилась впечатать его тело в свое. Словно она тоже предчувствовала скорый конец украденным встречам. Где-то в глубине притаилась мысль — почему? Потому что он сказал ей, что не может обещать ничего на будущее?

А потом это уже не имело никакого значения, потому что ее пальцы оказались на пуговицах его рубашки и она начала расстегивать их. Весь мир теперь сосредоточился на ноготках ее торопливых пальчиков, слегка царапающих его кожу, на ее дыхании, когда она оторвалась от его губ.

Мередит дергала за пуговицы, рвала их, чтобы обнажить его грудь. Когда она просунула под рубашку пальцы, чтобы коснуться его тела, губы ее дрожали.

Стоило ее пальцам коснуться горячей кожи Тристана, как она не смогла удержаться от короткого возгласа наслаждения. Какое потрясающее ощущение! Но ей хотелось большего. Мередит не могла насытиться, хотя провела в его постели три последние ночи. Прикосновения к нему, как и в самый первый раз, наполняли ее восторгом.

Тристан не оставался равнодушным. Это было ясно по клокотанию, родившемуся в его горле, когда она проводила рукой по его груди, по тому, как задвигались его бедра. Мередит закрыла глаза и предалась ощущениям. Влажное тепло заливало ее, готовя к неизбежному.

Тристан возьмет ее. Она снова с радостью капитулирует. На короткое время позабудет, зачем оказалась в Кармайкле, и это время будет самым счастливым в ее воспоминаниях.

А после… нет, Мередит не будет думать об этом. Не теперь, когда Тристан расстегивает маленькие пуговички на лифе ее платья. Она выгнулась навстречу его пальцам и задохнулась, когда он, не закончив с пуговицами, взялся за ее чувственные груди.

Наконец он ухитрился расстегнуть последнюю оставшуюся пуговицу, которая отделяла ее от небесного блаженства, и спустил платье с ее плеч.

Греховное безумие овладело ею от его прикосновений, она не могла устоять. Она медленно потерлась грудями о его грудь. Бусины сосков затвердели под шелковой рубашкой.

Тристан застонал, обхватил ее за ягодицы и приподнял: теперь они касались друг друга самыми сокровенными частями тела. Когда он стал целовать ее шею, она, всхлипнув, запрокинула голову.

Мередит смутно почудился какой-то отдаленный звук, но желание затмило реальность. Весь мир заключался в Тристане, ни для чего другого не оставалось места, существовал только его мускусный запах, прикосновение его кожи, жар его рта. Все остальное не имело значения.

Но звук становился все назойливее. Туман вокруг нее рассеялся, реальность приобрела четкость. Звук оказался голосом. Голос был женским. Он принадлежал леди Кармайкл.

Сердце Мередит, до этого стучавшее с силой, теперь грозило остановиться. В дверях гостиной стояла леди Кармайкл, ее щеки пылали, она еще раз произнесла имя сына.

— Тристан, — прошипела Мередит, колотя по его плечу и стараясь забыть, как хорошо чувствовать его губы, которыми он провел по ее шее до того места, где бился пульс. — Тристан!

Он поднял голову и прежде, чем успел произнести греховные слова, которые, она чувствовала это, были готовы сорваться с его языка, увидел выражение ее лица. Он проследил за ее взглядом и увидел Констанс, которая теперь старалась не смотреть на них.

Он немедленно выпустил Мередит, поставил ее на ноги, после чего повернулся, загораживая ее, пока она путалась, стараясь натянуть платье и застегнуть пуговицы, которые он с таким наслаждением расстегивал.

— Мама! — выдохнул Тристан, кровь прилила к его лицу. Боже, он краснеет? Ситуация была непереносимой.

— Я… извини, — лепетала его мать, избегая смотреть на него. Он не знал, ради него, или себя самой, или ради Мередит, все еще сражающейся с платьем, мать отводила взгляд. — Лорд Фардингуорт спрашивает о новой кобыле. Мне сказали, что вас видели входящими в дом, и я пошла искать вас.

Тристан посмотрел вниз и увидел, что его рубашка все еще расстегнута и вылезла из брюк. Он принялся заправлять ее, придумывая, что сказать.

— Ах!.. — Все, что он мог произнести в ответ.

— Я прошу извинить меня, — сказала Констанс, краем глаза косясь на него.

Кажется, она почувствовала облегчение, когда он застегнул рубашку, и еще большее, когда Мередит выскользнула из-за его спины. Ее платье было помято и слегка перекручено, но застегнуто. Она даже как-то ухитрилась привести в порядок волосы или по крайней мере поправить их. Но у нее был вид женщины, которая уже предвкушала близкое наслаждение. И разочарованной, что оно не наступило.

— Нет, миледи, — сказала Мередит голосом, мало отличающимся от хрипловатого шепота. Тристан в шоке повернулся к ней. Он никогда не слышал в ее голосе таких ноток. Стыда. Неловкости.

Хуже всего то, что он был тому причиной. Его