восстановиться. Шарлотта, не проси меня бросить поиски. Они напоминают мне о том, кто я такой и что должен найти.
– Что ты должен найти, Джордж? – недоуменно спросила Шарлотта.
– Себя. Ответы. Достоинство. Прощение.
– Что же такое ты совершил, если так страстно ищешь прощения?
– Возможно, принял корысть как образ жизни. Пожелал чужого. Обрек его на ад за все, что он имел и что развеял по ветру.
– Зачем ты это делаешь?
– Делаю – что? – не понял Джордж.
– Все время на что-то намекаешь и ничего не говоришь прямо.
– Не знаю, о чем ты говоришь. – Но по лицу его пробежала какая-то тень, на мгновение на нем отразилось чувство, которого Шарлотта не поняла. Она привыкла разоблачать секреты почти взрослых девушек, но сейчас сомневалась, что сумеет расшифровать тайну Джорджа Маккиннона.
Он улыбнулся, взгляд его стал менее напряженным. Добродушное выражение было ему к лицу. Шарлотта вдруг подумала, что совсем его не знает, видит лишь то, что он сам хочет ей показать.
Что за человек Джордж Маккиннон? Она не в первый раз задавала себе этот вопрос, но со дня его возвращения ни на шаг не приблизилась к ответу. Только влюбилась в ту его часть, которую он решился ей открыть.
Шарлотта поднялась и заставила себя улыбнуться.
– Если ты отправишься на поиски, я пойду вместе с тобой, – заявила она. Джордж молчал. Тогда она повторила свои слова. Наконец он кивнул и повернулся к ней лицом.
– Черт подери все на свете! – воскликнул он. – Пойдем. – И вышел из комнаты. Шарлотта смотрела ему вслед, не понимая, почему ей это пришло в голову.
Меньше всего Диксон хотел, чтобы Шарлотта его сопровождала. Она не понимала, а он не собирался ей сообщать, что ее присутствие было одновременно благословением и проклятием. В последнее время больше проклятием, чем благословением, ибо его совесть не молчала, постоянно напоминая ему, кем является Шарлотта.
Ему так страстно хотелось до нее дотронуться, что он сжимал руки в кулаки, чтобы ненароком не потянуться пальцами к рыжевато- каштановому локону, не коснуться изгиба губ. Он был словно в бреду.
Пусть грех, пусть бесчестье, но Диксон не променял бы воспоминания прошедших недель ни на что другое. Встретить ее, узнать, лечь с ней в постель, любить ее, держать в объятиях после соития, нянчиться с ней, когда она округлится и растолстеет от беременности его сыном. Но доверять себе он не мог.
В ту ночь, когда Шарлотта принимала ванну, он дошел почти до предела – едва не вытащил ее из воды и не швырнул на кровать. Он держал бы Шарлотту в постели так долго, что ее губы распухли бы от его поцелуев, а на теле остался бы отпечаток его тела.
Он знал то, чего не знала Шарлотта. Он – не Джордж, не граф Марн. Он мистер Маккиннон, богатый предприниматель, землевладелец, собственник многих предприятий, расположенных в разных странах света. Но он не муж Шарлотты Маккиннон и не имеет права быть ее любовником.
Будь проклят Джордж!
Он Диксон, человек, который построил свое будущее из лохмотьев своей зависти, человек, обремененный пороками, среди которых стяжательство – не самый малый. Его жизнь это доказала, ведь так? И он не стал лучше, чем был в юности. Его страсть к Шарлотте так велика, что он был готов ей во всем признаться и уговорить бежать с ним из Балфурина. Диксон сумел бы обеспечить ей безопасность и жизнь в роскоши до конца ее дней. Она никогда и ни в чем бы не нуждалась, тем более в его любви и внимании.
Диксон нагнулся, поднял с земли толстую ветвь, очистил ее от засохших листьев, воткнул в снег рядом с собой – лишь бы чем-нибудь заняться, пока его не догонит Шарлотта. Нельзя рассказывать ей правду. В последнее время он даже смотреть на нее боялся, не рискуя заглядывать в эти выразительные зеленые глаза. В них, как в тихом летнем дне, отражались простота и спокойствие. Диксона все время тянуло заглянуть в них, словно бы Шарлотта была ангелом, который способен пробудить все лучшее в его душе.
Что она станет делать, если он скажет ей, что ее присутствие сегодня превращает их путешествие и в безмерную радость, и в постоянный источник боли? Она понятия не имеет о муках совести, о том, что все последние дни он почти не спал, а ходил из угла в угол, чувствуя, что сам запутался в сплетенной им паутине лжи.
Он стоял на вершине холма с самодельным посохом в руке. Авраам, приветствующий свое племя. Или пастух, поджидающий отставшую овцу. Шарлотта в темно-красной накидке задержалась у подножия. Задрав голову, она с непонимающей улыбкой смотрела на Диксона.
– Сегодня ты не надел килт.
Диксон тоже ответил улыбкой.
– Любой шотландец знает, когда время для килта, когда – для штанов. Ты разочарована?
Шарлотта не ответила, а Диксон не стал настаивать.
Стоял прекрасный зимний день. Ветер прогнал тучи. Стало морознее, но небо сияло прозрачной голубизной, как будто природа-мать на рассвете выкрасила его ляпис-лазурью.
Шарлотта приподняла юбки обеими руками, чтобы взбираться на холм с большей грацией. Диксон мог бы наблюдать за ней целый день. Ритмичные движения ее бедер под юбкой напомнили Диксону о ее наготе. У Шарлотты было прекрасное тело, и Диксон подозревал, что она лишь недавно об этом узнала.
Кто поможет ей осознать, что такое она в действительности? Джордж? Диксон в этом сомневался. Джордж никогда не знал ей цену. Если бы знал, никогда не покинул бы жену, целовал бы ей ноги и благословлял судьбу.
Диксон наклонился, подал Шарлотте руку и помог ей взобраться на вершину.
– Я удивилась, что ты меня подождал. В последнее время ты не очень любезен.
Диксон молча смотрел на открывшуюся перед ними панораму. Слева едва виднелись развалины старого замка – их почти скрывал соседний холм. Вдалеке делала петлю река. Справа стоял Балфурин. Его строители проявили осторожность и поставили здание на склоне, выше уровня реки Тэм.
– Ты правда ищешь сокровище?
– Правда.
– Зачем?
Она уже задавала этот вопрос, Диксон и теперь не мог на него ответить. Потому что у него не было других путей выяснить, куда делся Джордж. Потому что он не знал, нашел ли клад его кузен. Потому что все поиски в Эдинбурге и Лондоне окончились ничем, а других идей у него не было. Потому что сокровища были здесь, а ему хотелось хоть что-нибудь завершить, прежде чем покинуть Балфурин. Потому что ему нужно было занятие, которое отдаляло бы его от Шарлотты.
Ни одну из этих причин он не мог ей объяснить.
– Ты веришь, что клад существует?
Диксон пожал плечами.
Он знал, что в клад верил Джордж. Верил достаточно сильно, чтобы бросить молодую жену. Но как это ей рассказать?
– Вполне возможно, что существует, – ответил Диксон. – Когда мои предки ушли из старого замка, клан Маккиннонов был значительно более процветающим, чем сейчас. Возможно, у них был сундук с золотом или какое-либо другое вместилище драгоценностей, которое они тоже решили переместить.
– И при перемещении он потерялся? – с сомнением в голосе спросила Шарлотта.
– Либо потерялся, либо его спрятали так надежно, чго потом не смогли найти. – Диксон посмотрел на Шарлотту и увидел, что она улыбается. – Нэн читала тебе какое-нибудь стихотворение?
Шарлотта покачала головой.
– Нэн свела общение со мной к абсолютному минимуму. Думаю, если бы в Балфурине начался пожар, она сообщила бы мне об этом весьма неохотно, сквозь зубы.
Диксон вынул из кармана листок со стихотворением и прочел его Шарлотте.
– Значит, ты искал эти ключи? – спросила она, когда он закончил.
– Всю последнюю неделю я обследовал пещеры вдоль реки. Мы с кузеном в детстве там играли.
– Но ничего похожего на три отметки ты не видел? – И она в точности повторила услышанную строфу:
– Клад должен быть отмечен так, чтобы было очевидно каждому, кто его ищет.
– Но все остальные ничего бы не заметили, – добавила Шарлотта.
Диксон кивнул, не удивляясь ее сообразительности.
– А может, он вообще не обозначен, – задумчиво проговорила она, шагая рядом с Диксоном.
Он быстро взглянул на спутницу:
– Что ты имеешь в виду?
– Может быть, это что-то естественное, а твои предки этим воспользовались, например, три камня, стоящие вместе, или три холма. Что-то такое.
– Я об этом не думал. В здешних местах множество пещер. Мне казалось, что самое разумное – искать там.
– Мы сейчас прошли мимо двух или трех, – заметила Шарлотта.
Диксон был поражен.
– Я понятия не имел, что ты так хорошо знакома с топографией.
– Когда я приехала в Балфурин, ежедневные прогулки были моим единственным развлечением. Я облазила каждый дюйм здешних холмов.
– А нашла что-нибудь интересное?
– Нет, – ответила она. – Только одиночество.
– Ты скучаешь по своим ученицам, правда?
Казалось, Шарлотта удивилась такому вопросу.
– По ученицам? Обычно я к этому времени так устаю от шума и кутерьмы, что совсем о них не вспоминаю. Но когда наступит весна, буду с нетерпением ждать начала нового учебного года.
– Не будь ты директрисой школы, кем еще ты хотела бы стать?
Диксон спросил не просто так. Он чувствовал, что действительно очень хочет знать. Хочет знать о ней все, что только возможно. О чем она думает? Что чувствует? Что вызывает у нее восхищение, а что – слезы на глазах? Над чем она смеется? Поет ли, когда счастлива? Умеет ли петь вообще? Отчего грустит?
– Если бы я могла выбирать все, что угодно? –