крыше рубки. Того и гляди катерок перевернется! Тарахтя мотором, он кружится вокруг нас, несутся выкрики: «Русс, карашо!», «Русс, гости!», «Ленин — карашо!».

Подходит еще катер, с него переходят к нам египетские матросы-швартовщики. Минуем голову восточного мола. На сигнальной мачте управления — сигнал о полном запрещении движения — это в связи с нашим прибытием. В порту стоит пассажир — «грек». Из дока выводят «Клеопатру» — пассажирское судно египетской государственной компании, с замысловатой маркой на трубе: тут и ибис, и сфинкс, и Озирис, и еще что-то, не вполне понятное.

Нас тянут в самую глубину порта.

Слева, в Азии — Порт-Фуад, справа, в Африке — Порт-Саид. В Порт-Фуаде доки, мастерские, склады. Это пригород-труженик, городок-промышленник. Поодаль от берега скромные, неказистые домики рабочего люда. В Порт-Саиде улицы усажены пальмами и цветами, богатые дома, особняки, здание казино с большим куполом. Все в вычурном, псевдомавританском стиле. Фланирующие прохожие, шикарные автомобили, даже парный экипаж, запряженный рысаками. У берега яхты, моторные лодки, шлюпки. Все очень чистенькие, сверкающие лаком и медью. Между причальчиками над водой — навесы. Они укрывают все эти плавсредства от палящего солнца, чтобы не рассыхались палубы и надводные борта.

А солнца действительно много, термометр показывает 25–26 градусов Цельсия. Нам с непривычки очень жарко, а египтяне в шерстяных костюмах, под пиджаками теплые джемперы: ведь сейчас только весна и по местным понятиям еще прохладно.

Заканчиваем оформление прихода, получаю пропуска для схода на берег. Формальностей много. Шесть экземпляров судовой роли (списков членов экипажа по особой форме), санитарное свидетельство, мерительное свидетельство и многое другое. Кстати, таможенная декларация заполняется, вероятно, в последний раз. Правительство АРЕ приняло решение превратить ПортСаид в свободный порт (порто- франко). Это увеличит занятость населения, так как привлечет грузы и товары при беспошлинной торговле, увеличит валютные поступления.

Приходит шипшандлер. Заказываем продукты — свежую зелень, фрукты. Через три часа все доставлено на борт. Апельсины — кипрские, яблоки — австралийские, картофель — ливанский, капуста — сирийская. Местные только баклажаны, помидоры и огурцы — из Дамиетты. Сам Порт-Саид из сельскохозяйственных продуктов практически ничего не производит: кругом пески, пески, лишь кое-где видны группы финиковых пальм. Зелень тольке в самом городе — декоративная.

После обеда свободная от вахт команда, истосковавшаяся по твердой земле, идет на берег. Полицейский в сером грубошерстном мундире проверяет у трапа пропуска, отбирает море, ходки.

Я отправился на «Устилуг» уточнить и согласовать с Леонидом Андреевичем Жежеренко последние детали прохода через канал, после чего присоединился к группе своих. Идем через весь Порт-Фуад на север, к берегу Средиземного моря. Одеты мы легко, и местные жители, кутающиеся в свитеры, провожают нас удивленными взглядами. Скоро нас окружает стайка веселых, босоногих, кудрявых мальчишек, сквозь живописные лохмотья просвечивают смуглые тела. Они быстро определяют, что мы русские — «советико», превосходно понимают язык мимики и жестов, сопровождаемый отдельными, всем понятными словами «Ленин», «спутник», «колхоз», и становятся нашими добровольными проводниками. Увидев у Лени Гербея значок с профилем Ленина, объяснили на пальцах, что хотят его получить, и, конечно, получили.

С помощью ребятишек быстро минуем пыльные улицы и выходим на берег моря за восточным волноломом.

Широкий пляж с мелким серо-желтым песком, замусоренный выброшенными на берег водорослями. Пляж необорудованный, «дикий». Специальные, роскошные пляжи расположены в Порт-Саиде, около отелей для иностранцев. Раздеваемся и начинаем купаться, чем приводим в неописуемый восторг и изумление мальчишек. Дело в том, что по местным понятиям сезон совсем не купальный, ведь еще не лето, вода холодная — всего девятнадцать градусов.

Освежившись купанием, отправляемся на катере в Порт-Саид. Улицы чистенькие, витрины сверкают зеркальными стеклами, уйма товаров, но покупателей мало, в основном иностранные моряки и туристы. Для местного населения цены весьма высокие, не по карману. Товары в основном импортные, этим все сказано. Из местных только сувениры, да и то не все. На статуэтке Нефертити обнаруживаю крохотную надпись: «Мэйд ин Джапан» — сделано в Японии. Много рекламы. Чего только не предлагают рекламные щиты! И швейцарские часы, и американские сигареты, и японские и английские ткани, и датское масло и молоко, и австралийское мясо… Египетских товаров не рекламируют, во всяком случае мы их рекламы не видели. Реклама вся на английском и французском языках. Были надписи и по-русски. На рекламе французского шампанского «Вдова Клико» с удивлением читаем пушкинские строки:

Сильна реклама! Тут же портретик Александра Сергеевича с бутылкой вина и пояснение, что Пушкин — поэт арабского происхождения.

В винном магазине предлагают (бесплатно) брошюрку «Вдова Клико мирно завоевывает Россию». Брошюра рассказывает на английском, русском и французском языках, как вдова накануне падения Наполеона купила корабль и, погрузив на него семьдесят пять тонн своей продукции, отправила в Россию в прорыв континентальной блокады, на чем изрядно заработала и на всю первую половину XIX века стала монополисткой в «стране белых медведей».

Наконец сообщили, что мы включены в вечерний караван. В 23–00 мимо нас прошел «Устилуг», он идет вторым в караване. В первом часу прибыл лоцман — иранец Аманпур. В Суэцком канале до сих пор еще работают лоцманы-иностранцы, своих специалистов у египтян мало. Только после национализации в Александрии открылось училище по подготовке лоцманов.

Техник привез и поставил переносную радиотелефонную станцию для обеспечения постоянной связи лоцмана с постами вдоль канала, с управлением и буксиром. На нашей «Акации» волны, к сожалению, не совпадают с принятыми на канале.

Принимаем буксир с «Антора», «Стремительный» занимает свое место по корме. Глубокой ночью начинаем движение. Втягиваемся в канал. «Актор» старается изо всех сил, но от каравана отстаем: не можем выдержать установленную для движения скорость — 7 узлов: прямоугольная коробка дока создает колоссальное сопротивление, да к тому же на этом участке канала течение встречное, до двух узлов.

Скоро огни каравана исчезают вдали. В темноте справа и слева за темной полоской берега поблескивает вода. Это соленые озера Манзала и Эль-Маллаха. Ночь довольно прохладная, приходится надеть даже плащ. Лоцман продрог, к рассвету попросил чего-нибудь согревающего. Наливаю стопку водки. Варим кофе.

У берега — контрольно-сигнальная станция управления канала. Такие станции расположены вдоль всего канала, через каждые десять километров; они почти одинаковы по внешнему виду: двухэтажный дом с широкой верандой на втором этаже и башенкой посредине, на ней наблюдательный пост. На башенке большие часы, по которым лоцманы выверяют время. Рядом сигнальная мачта. У воды — навес, под которым у мостков пришвартован катер.

По соседству обычно казарма береговой охраны, с небольшим гаражом и обязательно верблюжьим загоном.

Подходим к разветвлению Баллах. На мыске, делящим канал на два рукава, громадный щит с рекламой часов Лонжин и второй, рекламирующий сигареты «Кемелл» с изображением верблюда — эмблемы фирмы.

Проходим мост — он недавно закончен постройкой взамен старого, разрушенного в 1956 году во время попытки интервенции трех держав в ответ на национализацию канала [3].

Входим в озеро Тимсах и становимся на якорь в стороне от фарватера для пропуска встречного